Шрифт:
Манфред Шруба
О функциях псевдонимов (по переписке деятелей русской эмиграции первой волны)
По каким мотивам писатели предпочитают подписывать свои произведения псевдонимом, а не подлинным именем? Из каких побуждений общественные деятели предпочитают выступать публично под придуманным именем, а не под своим собственным?
Ответов на эти вопросы много; литературные словари и энциклопедии указывают в статьях о понятии «псевдоним» на такие мотивы, как замена слишком длинного имени более коротким и запоминающимся, замена слишком распространенного или некрасивого имени более изысканным, избежание отождествления с другим более известным человеком с тем же именем, стремление скрыть свое происхождение посредством выбора имени, более характерного для данной страны или среды деятельности, стремление скрыть тождество во избежание всякого рода неприятностей или репрессалий, создание определенного авторского образа, «имиджа» посредством выбора «говорящего имени», отражающего желаемое качество, и т. д.
В стройную систему все эти словарные определения функций псевдонимов не складываются; с одной стороны, они слишком общи, отражая лишь приблизительно реальные мотивы применения псевдонимов; с другой стороны, зачастую объединяются явления категориально различные и, наоборот, разделяются явления категориально одноплановые. Здесь не место разрабатывать строго выдержанную таксономию функциональных типов псевдонимики [56] . Подход, примененный в настоящей статье, – это анализ высказываний самих писателей в их деловой переписке, где говорится о мотивах применения ими определенных псевдонимов. Речь пойдет о писателях русской эмиграции первой волны. Текстовую базу составляет в основном опубликованная редакционная переписка двух эмигрантских периодических изданий – газеты «Сегодня» и журнала «Современные записки» [57] .
56
Укажем попутно на вышедшую недавно работу, посвященную смежной проблематике таксономии псевдонимов по типу авторства; см.: Холодных Г. В. Классификация псевдонимов // Библиография. 2012. № 4 (381). С. 31–38.
57
См.: Русская печать в Риге: Из истории газеты «Сегодня» 1930-х годов / [Сост. и ред.:] Ю. Абызов, Б. Равдин, Л. Флейшман. Stanford, 1997. Кн. 1–5 (Stanford Slavic Studies; Vol. 13–17) (далее: Русская печать в Риге. Кн. [1–5]); «Современные записки» (Париж, 1920–1940). Из архива редакции / Под ред. О. Коростелева и М. Шрубы. М., 2011–2014. Т. 1–4 (далее: «Современные записки». Из архива редакции. Т. [1–4]).
На основе результатов предпринятого анализа можно будет, как представляется, сделать некоторые обобщающие выводы – в частности, относительно специфики мотивов употребления псевдонимов в русской эмигрантской среде двадцатых и тридцатых годов.
Хотелось бы начать именно с обобщающего наблюдения по поводу категориального разграничения функций псевдонимов. Важнейшим критерием тут является характер соотношения настоящего имени (автонима) и псевдонима в плане утаивания или, наоборот, неутаивания тождества носителя псевдонима. Зачастую псевдонимы принимаются с целью скрыть – по всевозможным мотивам – тождество пользователя; с другой стороны, многие псевдонимы употребляются отнюдь не для скрытия личности их обладателей, а с целью, так сказать, расширения личностной сферы. Другими словами, зачастую псевдонимы призваны не столько утаивать, сколько умножать тождество носителя.
Поясним эту мысль цитатой из письма поэта К. Д. Бальмонта к редактору газеты «Сегодня» М. С. Мильруду от 26 октября 1930 г. Восстановим контекст: речь идет об одной из статей Бальмонта для газеты, подписанной псевдонимом Мстислав; на просьбу редактора подписать статью собственным знаменитым именем Бальмонт ответил:
никакие читатели не имеют ни малейшего права посягать на желание писателя подписываться псевдонимом, как никто не может читать чужие письма. И почему бы не вспомнить при сем, что каждому читателю отлично известно многое, напр., Андрей Седых не Андрей Седых, а Яков Цвибак, Алданов есть Ландау, Литовцев есть Поляков, а Поляков-Литовцев есть еще что-то 3-е и 4-е, и так же Дон-Аминадо, и так же Лоло и т. д., и т. д. [58]
58
Русская печать в Риге. Кн. 1. С. 273.
Публикаторы поясняют: «Статью эту Бальмонт подписал псевдонимом, которым обычно пользовался в тех случаях, когда в статье шла речь о нем самом. […] Желание редакции видеть под статьей подлинную фамилию автора (что придавало больший вес выступлениям газеты) вынуждало Бальмонта быть более сдержанным в самовосхвалениях» [59] . О данной функции псевдонима речь пойдет ниже; здесь же для нас важно справедливое, в общем, замечание Бальмонта, что настоящие имена носителей псевдонимов зачастую хорошо известны. Функция этих псевдонимов – создание литературного имени, литературной маски, отделяющей профессиональную писательскую деятельность данного лица от других общественных занятий или от его частной жизни.
59
Русская печать в Риге. Кн. 1. С. 278.
Нередко у писателя имеется не одна такая литературная маска. Малоизвестный писатель Павел Калинин предлагал редакции «Сегодня» свое сотрудничество в письме от 24 июня 1931 г., сообщая: «Мой литературный псевдоним П. Нагорный для романов, а для прочих произведений Петр Прозоров» [60] . Зинаида Гиппиус упоминает в письме к М. М. Винаверу от 2 мая 1923 г. оба аспекта – как наличие ряда литературных масок, так и разную степень их известности: «Все мои литературные имена – псевдонимы. “Лев Пущин” несколько менее известный, нежели “Ант. Крайний” и “З. Гиппиус” – вот и все» [61] .
60
Русская печать в Риге. Кн. 2. С. 155.
61
Цит. по: «Современные записки». Из архива редакции. Т. 1. С. 404.
В дальнейшем, однако, будут рассматриваться случаи употребления псевдонимов, коренным образом отличающиеся от функции литературного имени, т. е. псевдонимы, используемые с целью (полного или прозрачного) утаивания настоящего имени.
Проанализируем для начала следующий случай. В письме И. И. Фондаминского к М. В. Вишняку от 8 апреля 1929 г. обсуждается вопрос о публикации произведения автора, скрывшегося за псевдонимом «С. Сокол-Слободской»:
Слободского я предлагаю взять – Степуну он очень понравился. Имени автора мне знать не надо. Если один из членов редакции знает имя автора и гарантирует, что это имя нас не компрометирует, то это всё, что нам надо. Этот узус часто практикуется, обычно практиковался у нас в партии – почему же он нам оскорбителен? [62]
62
Там же. С. 479.
Кому принадлежит псевдоним «Сокол-Слободской», неизвестно и едва ли будет когда-либо выявлено, если даже редакторы напечатавшего его журнала этого не знали. Из каких побуждений Сокол-Слободской не напечатал своей повести под собственным именем, неизвестно. Совсем другой вопрос, по каким мотивам он выбрал именно такой, а не другой псевдоним. Функция для автора тут, несомненно, в создании именно некоего «имиджа» русскости-перерусскости, но внешняя функция в данном случае – это именно скрытие тождества.