Для меня всегда было загадкой: сколько же там собрано животных и почему так разбросаны их кости? Все части скелетов перемешаны в величайшем беспорядке; нет и двух косточек в их естественном соотношении. Наблюдая эту местность, каждый, конечно, вынужден будет согласиться с тем, что кости принесены сюда и здесь отложены разливом стремительного потока, а не большим озером, как предполагали прежние геологи.

Но единственное предположение, которое мне кажется приемлемым для объяснения, почему так перемешаны все части скелетов в нижнем слое песчаника, — это то, что мелкий песок, в котором кости расположены, пропитывался водой, обращался в зыбучий песок, в котором кости медленно погружались все глубже, пока не достигали водонепроницаемого нижнего слоя; самые тяжелые, естественно, попадали на дно раньше остальных.

Нелегко ответить на вопрос, что же вызвало смерть бесчисленных животных, кости которых собраны в Штернберговой каменоломне. Ученые полагают, что в течение верхнемиоценовой эпохи [32] в той местности было много потоков, разделенных лишь слабо поднятыми водоразделами и широкими речными долинами; быть может, там и сям разбросаны были мелкие озера, где густая растительность заглушала сонные ручьи. В продолжение необычайно долгого периода дождей вся местность на много километров должна была превращаться в ряды озер. При очень сильном разливе животные из всех окрестностей сначала собирались, вероятно, на самых высоких местах, спасаясь от смерти; в конце концов сильный поток, покрывший водами всю местность, затопил эти убежища, и все они погибли. Затем кости, после разложения, могли быть перемешаны и разбросаны новыми разливами и потоками.

Моя собственная теория, столь же вероятная и приемлемая, состоит в том, что животные погибли во время сильной песчаной бури и погребены в песке, который был поднят ветром с обширной заливной долины; они в испуге собирались большими стадами, ища опасения, и были задушены обрушившимися на них массами мелкого песка.

Местность, лежащая теперь на девятьсот метров выше уровня моря, только-только еще поднималась над его поверхностью, когда бродили здесь несчетными стадами носороги. Повсюду тянулись болота, покрытые губчатым мхом и протекали ручьи, по берегам которых пышная и обильная тропическая растительность образовала густые заросли и чащи. На более твердой почве обширные пространства заросли чащами кустарников, сквозь которые можно было пробраться только по тропинкам, проложенным носорогами, а еще выше мягкая влажная почва давала пищу лесам, в которых, словно трубы, звучали призывные клики огромных мастодонтов, когда они блуждали по лесу и мощными хоботами с корнем выдергивали деревья, чтобы полакомиться плодами или обильными и сочными корнями.

Год, когда я исследовал залежи на Долгом острове — 1884 год — был весьма замечателен: не только потому, что мы набрали огромный груз костей носорогов, но еще и потому, что с нами был м-р Д. В. Хатчер, который впоследствии работал над устройством трех больших музеев по палеонтологии позвоночных — в Йэйле, Принстоне и музея Карнеджи. С последним он установил связь перед своей кончиной в 1904 году, ровно через двадцать лет после того, как собрал в поездке со мною первую свою коллекцию ископаемых позвоночников. Он был тогда славным восторженным студентом и превосходно знал свою работу, всегда вдумчиво и заботливо к ней относясь. Я гордился и горжусь тем, что мне выпала честь быть его первым учителем в практической работе коллекционирования, хотя он скоро перестал нуждаться в моем руководстве и попросил меня дать ему обработать самостоятельно одну сторону оврага, пока я буду работать на другой. Пользуясь услугами сына м-ра Овертона, он собрал великолепную коллекцию без дальнейших моих указаний.

В том же году приезжал на мою каменоломню профессор Марш; он снял ее в аренду у владельца земли и я ее больше не видел до 1905 года, когда еще раз отправился туда и нашел материал для двух экземпляров носорогов. Один выставлен в Мюнхене, другой — в Бонне. С согласия д-ра Осборна я даю здесь снимок образца, который д-р Вортман взял в 1894 году из этой каменоломни для Американского музея. Обширная коллекция из того же местонахождения, в том виде как я погрузил ее в вагон в 1884 году, накоплена в Национальном музее. Я видел там целый ящик, полный черепов роющего носорога (Teleoceras fossiger), которые я в большом количестве добыл на Долгом острове (Лонг-айлэнд) (рис. 20).

Странно подумать, что основанием, на котором эти пресноводные отложения залегают, служит дно великого Мелового океана; изогнутые пласты, когда-то его слагавшие, подняты на шестьсот метров выше каменноугольных отложений восточного Канзаса. Реки Республиканская, Смоуки-гилл и Канзас промыли свои ложа через все эти слои, так что, следуя по ним вниз, можно проследить геологический разрез страны.

Я часто опрашивал людей, уверенных, что у них под землей имеется уголь, почему они тратятся и занимают людей для рытья разведочных шурфов, а не запрягут свои тележки и не отправятся вниз по долине Смоуки-гилл, начиная с линии Колорадской железной дороги. Первым из обнажающихся слоев будет, разумеется, современный — песчанистая глина; местами в нем попадается разрушающийся буйволовый череп или какой-либо источенный водой сосуд. Затем следуют плейстоценовые [33] отложения, состоящие из перемешанных между собой глины, песка и обломков камня. Из этой формации я добыл более двухсот зубов большого колумбийского мамонта. Дальше следуют пласты черной глины с гигантскими септариями [34] , ярус Форт-Пьер [35] меловой системы, верхние слои которого мы исследовали в Монтане в 1877 году, разыскивая динозавров. В этой формации Канзаса я нашел новый вид мозазавра-клидаста. Образцы находятся ныне в коллекции Канзасского университета, а вид назван д-ром Виллистоном клидаст Веста (Clidastes Westii) в честь коллектора Канзасского университета покойного судьи Б. П. Веста.

По реке, много ниже разветвления, формация которая в Мак-Аллистере венчает холмы, уходит под речное ложе. На много километров после этого красный и голубой мел заполняет страну; он в свою очередь исчезает, уступая место желтоватому и синему мелу, который в конце концов сменяется синим и почти белым мелом, залегающим под ложем реки вблизи устья речки Хакберри, в восточной части провинции Гёв.

У Белых камней (Уайт-рок), в провинции Трего, плотный белый известняк в виде глыб, похожих на крепостные стены, нагроможден на двадцать семь метров в высоту. Дальше вниз по реке появляется известняк Форт-Бентонского яруса [36] , с характерными для него раковинами иноцерама (Inoceramus); в среднем же Канзасе бурый и белый песчаник и ярко окрашенные глины занимают нераздельно область в девяносто километров, уступая, наконец, место плотным известнякам, рыхлым глинам и песчаникам верхнекаменноугольной системы. Кроме очень тонких прослоек, в верхних каменноугольных слоях и в Дакотском ярусе меловых отложений, уголь нигде не был найден в обширной котловине от вершин Смоуки-гилл до устья р. Канзас.