Шрифт:
Фрайтаг спрятал конверт и кивком головы сделал Дундалеку знак отправляться на свое рабочее место.
Дундалек молча уселся за свой стол, на котором его уже ждали подготовленные заранее блокнот и ручка.
Виктор понял, что теперь будет записано все, что он скажет, и слегка занервничал.
— Вы только что сказали, господин доктор, что Ахенваль ни с того ни с сего начал скандалить с женой, — продолжил допрос Фрайтаг. — Что вы имели в виду? То, что у него не было для этого никаких оснований?
— Об этом я не могу судить, — сдержанно ответил Виктор. — Я не знаю их отношений. Но у него точно не было повода для подобной агрессии.
— Речь не шла о другом мужчине?
— Я знаю только, что мужское имя было названо.
— Вы его помните?
— Фройдберг, Харальд фон Фройдберг. Госпожа Ахенваль назначила с ним встречу, записав это на листке бумаги, который Ахенваль и нашел у нее в сумочке. Он сразу же начал дико орать.
— Разве это так уж необычно? Ревнующий мужчина чаще всего орет.
— Но Ахенваль вовсе не ревновал.
— Что же это было, если не ревность?
— У меня создалось впечатление, что он просто разыгрывает какую-то сцену. Все выглядело так, будто он специально хотел оскорбить жену и выставить ее в дурном свете. Он прекрасно отдавал отчет своим словам.
— Как вы думаете, почему Ахенваль разыграл эту сцену? Чего он добивался?
— Не имею ни малейшего представления, о чем там в действительности шла речь. Может быть, ему просто нужна была ссора, — пожал плечами Виктор. — Я посторонний человек, откуда мне знать, чего добивался Ахенваль?
— Когда вы ушли из квартиры Ахенвалей?
— Около половины второго. Я ушел первым.
— А потом кого-нибудь из этой компании видели?
— Нет, никого.
— И госпожу Ахенваль тоже?
— И ее не видел.
— А ведь у нее номер в той же гостинице, где живете и вы.
— Я об этом слышал, но ее не встречал.
— Когда вы вернулись в отель?
— В половине четвертого.
Рыжеватые брови Фрайтага поползли вверх.
— Можно узнать, где вы были с половины второго до половины четвертого?
Виктор насторожился. К этому вопросу он не был готов.
— Я пошел в бар выпить чашечку эспрессо, а потом мне стало дурно от шума и дыма, и я отправился в Английский сад, прогуляться вокруг озера, чтобы немного отдышаться.
— В котором примерно часу?
— Около четверти третьего.
— Вы там случайно никого не встретили?
— Никого. А когда был убит Ахенваль?
— Около половины третьего. — Фрайтаг замолчал и повернул голову к окну.
— Да, — протянул Виктор, — признаю, это довольно жалкое алиби.
— Жалкое? — рассмеялся Фрайтаг. — Это вообще не алиби… Вам еще не приходилось обеспечивать себе алиби, иначе бы вы знали, как невероятно трудно это сделать.
— Все зависит от умственных способностей, — усмехнулся Виктор.
— Конечно, господин Брюль, — сухо ответил Фрайтаг. — Но мы здесь тоже не дураки… Между прочим… какое на вас вчера было пальто?
— Вот это. У меня нет с собой другого. — Виктор бросил на полицейского непонимающий взгляд и отвернулся.
Когда он вышел из кабинета, Дундалек закрыл за ним дверь и заметил:
— Он не похож на человека, который может убить кого-нибудь из-за шести тысяч марок.
Фрайтаг пожал плечами.
— Так ведь и не доказано, что Ахенваль был убит из-за шести тысяч марок. Вперед, Дундалек, теперь мы возьмемся за Осси Шмерля.
— Вызвать?
— Нет, вызывать не будем. Эту птичку я хочу посмотреть в ее клетке. — И, прежде чем выйти из комнаты, Фрайтаг взял со стола пуговицу и положил ее себе в карман.
На табличке, прикрепленной к двери квартиры, было написано: Осси Шмерль, а ниже — художник.
Дундалеку пришлось три раза нажимать на кнопку звонка, прежде чем в квартире послышался какой-то шорох. Потом зашлепали шаги, сопровождаемые хриплым кряхтящим бормотанием, которое вдруг перешло в ужасный кашель человека, выкуривающего по шестьдесят сигарет в день.
Дверь открылась, и в полутемном коридоре полицейские увидели Осси Шмерля, длинного, тощего как жердь, со сморщенным лицом под запущенной гривой каштановых волос. От него так разило виски, будто он в нем выкупался.
— Уголовная полиция, — представился Фрайтаг. — Вы — Осси Шмерль?