Как только мы очутились в его кабинете я сказала.

— Прочти это, умоляю тебя!

— Давай я возьму с собой.

— Нет, читай здесь, сейчас же! Хочешь я сама тебе прочту?

— Нет-нет! — с живостью возразил он. — Голос у тебя обманчивый, плохие стихи превращает — в отличную поэзию. Давай!

Молодой директор уселся в кресло и принялся читать. А я тем временем листала газеты.

— Очаровательно! — воскликнул он. — Больше того, это настоящий шедевр!

Я подпрыгнула от радости.

— Ты уговоришь Шилли поставить его?

— Да-да, будь покойна. Но когда ты собираешься это играть?

— Ах, послушай: автор, мне кажется, очень торопится, да и Агарь тоже.

— И ты, я вижу, вместе с ними! — сказал он со смехом. — Вот она, роль, о которой ты мечтала.

— Да, мой милый Дюк… и я вместе с ними!.. Окажи любезность, дай мне сыграть ее в бенефисе госпожи…, через две недели. Это не помешает ни одному спектаклю, и наш поэт будет счастлив!

— Хорошо, хорошо, — сказал Дюкенель, — это я устрою… Но как быть с декорациями? — прошептал он, «обгладывая ногти» (его любимое блюдо в трудные минуты).

Я уже и об этом подумала. И, предложив проводить его домой, рассказала по дороге о своих планах. Можно использовать декорацию от «Жанны де Линьри», только что сыгранной и загубленной насмешками публики пьесы. А это великолепный итальянский парк со статуями, цветами и даже лестницей. Что же касается костюмов, то, если заикнуться об этом Шилли, как бы дешево они ни стоили, он все равно поднимет страшный крик! Что ж, придется нам с Агарь играть в своих костюмах.

Тем временем мы добрались до дома Дюкенеля.

— Зайди поздороваться с моей женой и заодно поговори с ней о костюмах.

Я поднялась поцеловать красивейшее личико, какое только можно вообразить себе, и поведала милой хозяйке этого прекрасного лика о нашем заговоре. Она одобрила нас и обещала тут же пуститься на поиски нужных рисунков для костюмов.

Слушая ее, я невольно сравнивала с ней Агарь: о, мне гораздо больше нравилась эта прелестная белокурая головка с огромными прозрачными глазами и двумя ямочками на алых щеках, с мягкими, пушистыми волосами, словно нимбом окружавшими лоб, и такими тонкими запястьями рук, прекраснее которых трудно себе что-нибудь представить. Впрочем, руки эти впоследствии стали знаменитыми.

Я рассталась с милой мне четой и отправилась к Агарь, чтобы поведать ей обо всем. Бедняжка поцеловала меня раз сто.

У нее как раз находился священник, доводившийся ей кузеном, он, похоже, остался очень доволен моим рассказом, наверное, он был в курсе всего.

Раздался робкий звонок в дверь, возвестивший о приходе Франсуа Коппе.

— Убегаю, — сказала я, пожав ему на пороге руку. — Агарь вам все расскажет.

Вскоре начались репетиции «Прохожего», то было чудесное время, ибо молодой, застенчивый поэт оказался на редкость остроумным собеседником.

Первое представление состоялось в условленный срок.

«Прохожий» стал настоящим триумфом. Аплодисменты не стихали. Занавес поднимался восемь раз. Но сколько мы с Агарь ни пытались уговорить выйти вместе с нами автора, которого требовала публика, все было напрасно. Франсуа Коппе спрятался.

За несколько часов никому доселе неведомый поэт стал знаменитостью. Имя его было у всех на устах.

Нас с Агарь осыпали похвалами, Шилли вызвался оплатить наши костюмы.

Этот маленький акт мы играли при переполненном зале более ста раз подряд.

Нас пригласили в Тюильри и к принцессе Матильде [36] . Ах, этот первый спектакль в Тюильри, он врезался мне в память, и стоит мне закрыть глаза, как я вновь представляю себе все до мельчайших подробностей.

Дюкенель договорился с представителем двора, что мы с Агарь приедем сначала в Тюильри, чтобы посмотреть площадку, где нам предстоит играть, и подготовить все необходимое для нашего спектакля.

Граф де Лаферрьер должен был представить меня императору, а император — императрице Евгении. Агарь же собиралась представить принцесса Матильда, для которой она позировала в качестве Минервы.

Господин де Лаферрьер приехал за мной в дворцовой карете, в которую мы сели вместе с Герар Господин де Лаферрьер был чрезвычайно любезным человеком с немного чопорными манерами.

Когда мы сворачивали на Королевскую улицу, к нам подошел генерал Флёри. Я была с ним знакома, мне представил его Морни. Граф де Лаферрьер рассказал ему, куда и зачем мы едем, и он воскликнул: «Желаю удачи!» В этот самый момент какой-то человек, проходивший мимо, сказал: «Недолго вам осталось пользоваться удачей, банда бездельников!»