Я приподнял брови:

— А вы с ним знакомы?

— Разумеется.

— Каким образом?

— По церкви. Мы оба змееголовые.

Змееголовые. Я вспомнил, как Регина, секретарша полицейского участка, сказала о Леоне: «этот змееголовый».

— Змееголовые? — спросил я.

Во взгляде Леона обозначилось удивление:

— Вы давно в нашем городе живете?

— Лет десять.

Леон кивнул:

— Странно, что вы до сих пор не слышали о змееголовых.

— Может, объясните мне, что это такое?

— Во времена Депрессии в дельте Миссисипи жил фермер по имени Ральф Ли Динвуди. Он приехал в эти края, надеясь получить работу на заводах Форда. Ну и промахнулся, пришлось работать в здешних доках. За пару лет в Пикерэл-Пойнт перебралось еще пятнадцать-двадцать семей разорившихся белых фермеров с юга. Все они держались друг за дружку. Жили по соседству, неподалеку от судостроительного завода, — знаете, есть такое местечко, Змеиный городок называется?

— Да. Хотя, откуда взялось это название, не знаю.

— Ну вот, там все мы, змееголовые, и жили.

— А какое это имеет отношение к Майлзу Дэйну?

— Ральф Ли Динвуди приходился мне двоюродным прадедушкой, что-то в этом роде. А Майлзу Дэйну просто дедом. Так что мы с ним седьмая вода на киселе.

— Ничего себе. Так что же насчет змееголовых?

— Все это была деревенщина, поденщики — мои старики, старики Майлза, — и, приехав сюда, они построили на окраине города церквушку. Она и сейчас цела. Церковь Животворящей воды. И Ральф Ли Динвуди стал ее пастором. А когда он умер, проповедовать в ней стал его зять, папаша Майлза. Церковь была кликушеская — они там орали что-то невесть на каком языке, катались по полу, уверяли, будто видят Духа Святого…

— А змееголовые-то почему?

— Сейчас расскажу. У папаши Майлза однажды приключилось видение. Знаете, в Библии есть такое место о змеях и смертоносном питье? Помните его?

— Вы говорите об укрощении змей?

Леон Праути кивнул.

— Папаша Майлза наловил кучу змеюг, гремучих, и приносил их в церковь. Подвывал, проповедовал, размахивал этими дурацкими змеями — сумасшедший дом. Майлзу было тогда лет десять-двенадцать. Ну, в общем, в один прекрасный день папаша, черт его подери, проделывает все это, целует змей в губы и так далее, и одна из них просто-напросто — хрясь! — Леон изобразил наносящую удар змею, — цапнула его за нос. Но он продолжал проповедовать, все они там били в барабаны, пели и голосили. Испытание веры, понимаешь ли.

Ну вот, и скоро физиономия у него начала опухать. Он так и размахивал змеями, проповедовал слово божие, а остальные выли и пели. А Майлз, он сидел в первом ряду и все это видел. Видел, как его папаша повалился на пол, как по нему ползали змеи — все.

Думаете, они его в больницу отправили? Черта с два! Эта орава чокнутых — мои старики! — била в барабаны и пела. Башка у Майлзова папаши вздулась, как воздушный шар. Губы почернели, уши распухли, язык вылез наружу. Да, он был силен, силен в вере!

Леон принялся изображать, как они хлопали в ладоши, раскачивались, размахивали руками. Он высунул язык и вытаращил глаза.

— И что произошло потом? — прервал я его представление.

— А как по-вашему, мистер Слоун? Он умер.

Глаза у меня сами собой округлились:

— Прямо на глазах у Майлза?

— Конечно.

— Не удивительно, что Майлз стал писать такие жесткие вещи.

— Вот поэтому нас и прозвали змееголовыми. Церковь существует до сих пор и все еще остается центром Змеиного городка. Хотя со змеями в ней никто больше не балуется.

— Майлз, наверное, чувствует себя виновным в случившемся. Мучается стыдом.

— Стыдом? — Леон недоуменно уставился на меня. — Да его папашу считают в Змеином городке настоящим героем. Как же, донес свою веру до самой могилы.

— А вы все еще посещаете эту церковь?

— Не-а. Я в эти штуки больше не верю. А вот когда я был мальчишкой, старина Майлз там время от времени объявлялся. Правда, только в пьяном виде — Леон усмехнулся. — Нам всем, ребятне, это очень нравилось. Он каялся в своих жутких грехах, рассказывал, какие ужасы натворил за день, плакал как ребенок. Влезал в алтарь, падал там на пол, скуля, словно больная собака: «О, я вошел в дом Иисусов». А потом выбегал в дверь, и больше мы его этак примерно с год не видели.

— И какие же ужасы он творил?

— Да разве теперь вспомнишь? Все это давно было. — Леон пожал плечами. — Ладно, мне работать нужно.

— А чем вы тут занимаетесь? Лопату подпираете?

Во взгляде Леона обозначилась невнятная угроза:

— Вам я вообще ничего говорить не обязан.

— Так видели вы его или не видели? Человека, который уехал на черной машине.

— На черном «линкольне-континентал», модель начала 60-х.

— Ну и?.. Что вы еще видели?

— Один вопрос — один ответ, адвокат, — усмехнулся Леон. — Начнете всерьез относиться к моему положению — приходите.