Шрифт:
— Слышишь, желтобрюшка поет? — говорил он, обращая внимание на незатейливую песенку овсянки. — А трещат, тараторят — это пестрогрудки…
Пестрогрудками он называл дроздов, краснозобиком — малиновку, тюриком — зяблика, крапивника за подергивание коротким хвостиком — подергушкой, а чекана за бесконечные поклоны — богомолкой.
— А это кто? — спросил Толька, когда над Ситью со свистом пронеслась стайка куликов-перевозчиков.
— Это витлики. Они так и кричат: «Витли-витли-витли…»
Неожиданно в залитых водой кустах ивняка, у самого берега, раздались шумные всплески. Толька вздрогнул и вопросительно посмотрел на Гуся. Тот приложил палец к губам, тихо поднялся и осторожно двинулся на шум.
Длинная, как мочало, прошлогодняя трава в воде то тут, то там шевелилась, будто была живая. Потом над водой вдруг показался широкий зеленоватый плавник и снова исчез.
«Щуки! — догадался Гусь. — Конечно, щуки! У них же сейчас нерест…»
Он мигом вернулся к костру.
— Все, Толька, теперь живем! Щук ловить будем. А то твоего сала на мое брюхо и на день не хватит.
— Ты взял с собой крючки? — удивился Толька.
— Чудак! Кто же на крючки в это время ловит? Колоть будем. Копьем.
Гусь вырубил тонкий и длинный березовый шест и к концу его крепко привязал бечевкой свой нож, сделанный из плоского напильника в форме кинжала. Копье получилось отличное!
— Давай и мне сделаем! — загорелся Толька и вытащил из кармана складничок.
— Из этого? — Гусь брезгливо скривил тонкие губы. — Им только карандашики очинивать… Ты лучше за костром смотри, дрова собирай!..
Охота на щук оказалась делом более трудным, чем думалось. Добрый час бродил Гусь в воде выше колен, много раз втыкал копье туда, где трава ходила ходуном и где над водой показывались щучьи хвосты. Но тщетно. Когда надежды на успех не осталось, а озябшие ноги перестали ощущать холод, ему все-таки повезло.
После короткого, но сильного удара копьем вода вдруг забурлила, и возле древка вывернулся пестрый бок огромной щуки.
— Есть!.. — во всю мочь заорал Гусь. — Беги сюда!
Толька, расплескивая воду, бросился на помощь.
— Копье держи, копье! Да не наклоняй — в дно дави! Вот так…
Гусь плюхнулся на колени, дрожащими руками нашарил в воде упругую бьющуюся рыбу, нащупал ее голову и впился пальцами в жабры.
— Здоровущая, ох и здоровущая!.. Погоди, погоди, крепче возьмусь!.. Во, теперь потихоньку поднимай копье…
Щука неистово била хвостом, сгибалась в кольцо и резко распрямлялась, пытаясь вырваться. Но Гусь цепко держал ее обеими руками.
— Только копье не выдерни! — хрипел он. — А то уйдет…
Щуку выволокли на берег и отнесли к костру, подальше от воды.
— Понял? Во рыбина! Метровая, не меньше! — ликовал Гусь.
Мокрый до ворота, он прыгал вокруг костра, как дикарь, и протягивал к огню красные, иззябшие руки; в сапогах его хлюпала вода, из многочисленных дыр вырывались фонтанчики.
А Толька, все еще бледный от пережитого волнения, выжимал свои портянки.
— Что мы с ней будем делать? Может, домой унесем?
— Чего-о? Домой?! Сказал тоже! На трое суток, смотри, жратвы немало надо.
— Так варить-то не в чем!
— Зачем варить? Мы ее жарить будем. Почистим, разрежем на куски, кусок на вилашку из прутышка — ив огонь, а еще лучше — на угли… Соль у меня есть. Знаешь, как это вкусно! Я сколько раз так рыбу жарил…
Смолкли в лесу птичьи голоса. Поблекла вечерняя заря над лесом. И только рыбы по-прежнему плескались в широких разливах.
Ребята лежали на хвое и смотрели в темную из-за света костра вышину неба.
— Гусь! Гляди, спутник, спутник летит! — Толька приподнялся и показал рукой вверх.
— Экая невидаль! Пусть летит, — отозвался Гусь и безразличным взглядом проводил яркую звездочку, плывущую по ночному небу.
— А может, это и не спутник, а космический корабль! — мечтательно сказал Толька. — И в нем люди сидят. Мы смотрим на них, а они и не знают, что мы смотрим. Вот здорово!
Гусь не ответил. Сейчас он думал о том, что старые резиновые сапоги настолько изорвались, что клеить их бесполезно и невозможно. Купить бы новые, бродни, — вот это было бы здорово! Но они дорогие, кажется, двенадцать рублей стоят. А где взять такие деньги?