— Тебе легко разговаривать. Тебя послушаешь, так ты и герцога уболтать можешь до такой степени, что он подыщет для тебя непыльную работенку вроде придворного предсказателя или еще там кого-нибудь.

— Мне не нужна никакая работа, — справедливо указал ей Лафайет, — Я просто хочу убраться из твоего Меланжа и вновь вести ту уютную монотонную жизнь, которую так по-идиотски ругал всего несколько часов назад.

О’Лири ловко повернул баркас по ветру, направляя его к огням города впереди. Они проплыли мимо большого колокола, одиноко звенящего в тумане, мимо берега с высокими строениями, чем-то напоминающими амстердамскую гавань, обогнули квартал домов, сгрудившихся за гранитной набережной, приблизились к освещенному причалу, к которому было привязано несколько небольших суденышек. Свайхильда бросила причальный канат служителю, который поймал его и закрепил за каменную стойку причала. Газовые фонари набережной наверху отбрасывали неровный свет на мокрую набережную, на которой валялись всякие отбросы. Несколько рабочих без всякого интереса наблюдали, как Лафайет помог Свайхильде сойти с баркаса, бросив служителю никелевую монетку. Пес-дворняга с поджатым хвостом прошмыгнул мимо них и скрылся между домами в том же направлении, куда пошли они сами.

— Да-a, большой город, — с сомнением сказала Свайхильда, откинув локон волос, упавший ей на глаза. — Порт Миазм, какой он большой и величественный — я даже не ожидала.

— Гмм, — невыразительно отозвался Лафайет, ведя ее за руку к освещенному входу небольшой таверны, над которым висела засаленная вывеска «ПИЩА НА СЛАВУ».

Внутри дымной, но теплой комнаты они заняли угловой столик. Заспанный хозяин таверны молчаливо принял их заказ и ушел.

— Вот это больше похоже на дело, — со вздохом сказал Лафайет. — Мы провели тяжелую ночь, но сейчас как следует поедим горячего, потом заберемся в теплую постель — так что жаловаться не приходится.

— Большой город пугает меня, Лэйф, — сказала Свайхильда, — Он какой-то бездушный, все куда-то спешат, и нет времени на те маленькие хитрости, которые так важны для тела.

— Спешат? Да он мертв, как гробница, — пробормотал Лафайет.

— Вот возьми это место, — сказала Свайхильда. — Открыто в середине ночи. Никогда такого не видела.

— Да сейчас еще и десяти часов нет, — указал ей Лафайет. — И…

— И, кроме того, мне надо выйти, — добавила Свайхильда. — А поблизости ни одного куста.

— Для этого есть специальная комната, — торопливо сказал Лафайет. — Вон там, видишь, написано «леди».

— Ты хочешь сказать — внутри?

— Ну, конечно, ведь ты сейчас в городе, Свайхильда, тебе придется привыкать к…

— Ладно, неважно. Я просто быстро прошмыгну в аллею…

— Свайхильда! Будь любезна. В женский туалет!

— Тогда пойдем со мной.

— Я не могу — он только для женщин. Вон там другой — для мужчин.

— Это же надо! — Свайхильда с удивлением покачала головой.

— Беги скорее — наш суп принесут через минуту.

— Пожелай мне удачи.

Свайхильда поднялась с места и неуверенно двинулась вперед. Лафайет вздохнул, отвернул намокшие кружевные манжеты рукавов, вытер влажное лицо салфеткой, лежащей рядом с тарелкой, принюхался к аромату жарящегося цыпленка и лука на кухне. Его рот наполнился слюной при мысли о том, что его ожидает. Кроме нескольких кусочков салями и тарелки сомнительной свинины, которую ему подала Свайхильда, он ничего не ел с самого завтрака…

Завтрака — 10 часов и миллионы лет назад: резной столик, крытый на террасе, белоснежная скатерть, начищенное серебро, безупречный официант, наливающий легкое, как перышко, вино из замороженной и обернутой в салфетку бутылки, деликатесные ломтики ветчины со специями, пшеничный пирог со взбитыми сливками, тоненькая, как бумага, фарфоровая чашка черного кофе…

— Эй, ты! — загремел глубокий голос из другого конца комнаты, вдребезги разбивая сладострастные воспоминания О’Лири.

Он оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, к кому это так грубо обращаются, и увидел двух высоких мужчин в голубых, отделанных болотом сюртуках, белых бриджах до колен, туфлях с пряжками и треугольных шляпах. Мужчины уставились на него от дверей таверны.

— Точно, это он, — сказал маленький, хватаясь за эфес своей шпаги, — Ох, это надо же, всю неделю за ним гонялись, а теперь награда наша, вся ваша, Снардли, только не упусти его.

Шпага со свистом вылетела из ножен. Ее владелец помахал ею О’Лири.

— Ну-ка, не двигайся с места, приятель, — сказал он стальным голосом. — Мы тебя арестуем именем герцога!

Второй мужчина в форме вынул из-за пояса длинноствольный пистолет, который почему-то ассоциировался со сценическими ковбоями, и небрежно направил его в голову О’Лири.

— Ну, мерзавец, сам пойдешь, или тебя подстрелить, как сопротивляющегося аресту?

— Вам, должно быть, нужен какой-нибудь другой мерзавец, — нетерпеливо ответил Лафайет. — Я только что прибыл сюда, и у меня не было времени нарушить ваши законы — разве что у вас есть закон, по которому нельзя дышать.

— Пока еще нет, но это мысль. Ты только посмотри, какой ты умный.

Держащий шпагу легонько кольнул Лафайета.

— Уж лучше пойдем по-хорошему, мы с Иоквелом получим одинаковое вознаграждение, что за живого, что за мертвого.