— Послушайте, Дзок, — я схватил его за руку, — Я не лгал! Попытайтесь вбить это в свою твердолобую голову! Меня не интересует, что там показали ваши приборы. Империум существует, поймите это!

— Но наши приборы не могут лгать, сапиенс! — холодно произнес агент. — Вам было бы лучше признать свою ошибку и попросить снисхождения.

— Что? Снисхождения? — я не очень весело рассмеялся, — От добрейшего советника Сфонджила; вы очень много мните о своей счастливой философии родства, но когда дело касается практической политики — вы столь же безжалостны, как и все обезьяноподобные.

— О смерти речи не было, — скривился Дзок. — Переселение даст вам возможность прожить жизнь в достаточном комфорте.

— Не о своей жизни я толкую, Дзок! Три миллиарда человек живут в том мире, который, как вы утверждаете — не существует! Неожиданная атака хегрунов будет резней.

— Ваш рассказ лишен смысла. Такой линии как Империум, о котором вы говорите с таким пылом, не существует!

— Ваши приборы нуждаются в проверке, да, да! Еще сорок часов назад этот мир существовал!

Внезапно двери зала открылись. Вышел молодой австралопитек и подозвал Дзока. Агент встревоженно взглянул на меня и пошел вперед. Двое вооруженных часовых встали по обе стороны от меня.

— Что они решили? — спросил я, кивнув в сторону зала. Никто мне не ответил. Прошла минута, вторая, третья…

Потом двери снова открылись и вышел Дзок. Позади него стояли двое членов Совета.

— Решение принято, Байард, — сдавленно произнес Дзок. — Сейчас вас проводят в помещение, где вы и проведете эту ночь. А завтра…

Сфонджил выступил вперед из-за его спины. — Вы что колеблетесь в выполнении своего долга, агент? — завопил он. — Скажите этому существу, что все его интриги оказались напрасны! Совет проголосовал за переселение!

Этого я и ожидал. Я отступил назад, почувствовал в своей руке пистолет — и тут-то длинная рука Дзока нанесла словно топором удар по предплечью. Пистолет упал на пол. Я попытался выхватить оружие у ближайшего часового, но как только я дотронулся до него, стальные наручники защелкнулись на моих запястьях. У моего лица возникла рука с шерстью на тыльной стороне и раздавила какую-то ампулу. Острый запах ударил мне в ноздри. Я закашлялся и попытался не дышать, но ноги мои стали ватными и я тяжело опустился на пол. Я лежал на полу и Дзок склонился надо мной, что-то говоря.

— …сожалею… не моя вина, старина…

Я сделал огромное усилие, шевельнул языком и выдавил одно слово — «Правда!»

Кто-то оттолкнул Дзока в сторону. Близко поставленные желтые глаза смотрели на меня.

Послышались голоса:

— …глубокая мнемоника…

— …заканчивайте работу…

— …слово чести офицера…

— …англик есть англик…

А потом я начал падать, легкий как воздушный шарик, видя как все вокруг меня начинает плыть, кружиться, мелькать и меркнуть. Потом все исчезло.

Я долго наблюдал за игрой света на воздушных гардинах открытого окна, прежде чем задумался о том, кому они принадлежат. Воспоминания с трудом приходили мне на ум, как когда-то выученный урок, но потом основательно подзабытый. Похоже, что во время одной моей деликатной Миссии в Луизиану у меня произошел нервный срыв — подробности этой миссии я никак не мог вспомнить — и теперь я отдыхал в пансионе добрейшей миссис Роджерс, в Харроу.

Я сел, чувствуя легкое головокружение, которое напомнило мне о недавнем времени, когда я провел почти неделю в засаде, выполняя одно довольно-таки трудное разведывательное задание в… в…? На мгновение в моей памяти возникло полу-воспоминание о каком-то городе, о каких-то людях, будто бы мне знакомых, и…

Но тут же все исчезло. Я покачал головой и снова лег. Я нахожусь здесь для того, чтобы отдохнуть, а потом, имея свою пенсию (в моей голове возникла неожиданная картина — довольно отчетливая картина моей чековой книжки с 10 000 золотых наполеондоров на счету Лондонского кредитного банка) — я мог бы осесть где-нибудь и спокойно заняться садоводством, как я всегда мечтал.

Но в этой картине казалось чего-то недоставало, но думать сейчас об этом было слишком трудно. Я начал осматривать комнату. Она была маленькой, заполненной солнцем и ярко окрашенной мебелью, с коврами на полу и покрывалом на кровати, изображающим сцену охоты. Дверь была узкая, из темного дерева, с блестящей латунной ручкой. Ручка повернулась и в комнату вошла женщина с седыми волосами, щечками, похожими на яблочки, в маленьком смешном чепце из кружев и в разноцветной юбке, подметавшей пол.

Увидев меня, она от неожиданности вздрогнула и так засияла, словно я сказал, что она испекла пирог точно как моя мама.

— Мистер, Байард! Вы проснулись??!! — голос у нее был писклявый и говорила она с акцентом, который я не смог сразу определить.

— И, наверное, голодны? Вы, наверное, не прочь съесть сейчас тарелочку супа, да, сэр? И потом немного пудинга, а?

— Хороший бифштекс под грибным соусом звучит лучше, — сказал я. — И еще… — я хотел было спросить у нее, кто она такая, по потом внезапно вспомнил — ведь это добрейшая миссис Роджер, конечно, же!