Что-то я к Дадхо в гости захотела…

– Савушкин, а ты моего папу нарисуешь? Он согласился позировать. – Васька стрельнул на меня синими искрами глаз. – Я его портрет Маше подарю, чтобы она своего народного артиста забыла.

Я огрела Ваську мокрой тряпкой: вот нахал!

Он по-девчоночьи взвизгнул, дернулся. И конечно же пролил стакан с водой на газету! Нам пришлось рисовать все заново, но мне было все равно, потому что Васька сказал:

– Савушкин, ты и меня нарисуй. А то я уезжаю, меня папа с собой берет. Только я позировать не буду, ты – по памяти.

…Ох, Васька-Васенька! Он познакомил меня со своим папой, его звали Сергей Алексеевич. Когда он улыбался, в его карих глазах зажигались золотые искры. У Васьки, наверное, отцовский характер. И тут еще он подходит ко мне и говорит:

– Маша, а вот у меня папа спрашивает, где таких красивых, как ты, вожатых берут? Что ему ответить?

– В огороде выращивают, – мрачно отвечаю я.

Тогда Васька становится грустным.

– Маш, а ты моего папу полюбить совсем не можешь, да?

Я столбенею.

– Что ты выдумал, а?

Васка опустил голову ниже плеч и выдавливает из себя тяжелые, как камни, слова:

– Ну ты бы тогда мне как мама была. На самом деле…

Я чувствую, что зареву сейчас. Особенно если вспомнить, что вещи Васькины уже собраны и после обеда он с отцом уезжает. Как перед маленьким, я сажусь перед ним на корточки, чтобы заглянуть в глаза, и говорю:

– Васька, я в гости к тебе приеду… Хочешь?

Но он отчаянно замотал головой: нет!

– Ты приедешь и уедешь. И опять навсегда. Как мама.