– Дочь твоя здесь?
– спрашиваю я, раздумывая, что делать, если в ответ я услышу: 'Которая?'.

– Пропала, бесстыдница, ещё с вечера, вон, козы недоены, печка нетоплена.

Я показываю медную табличку и говорю веско:

– Твоя дочь - важный свидетель, её вилагольский сыск хочет допросить. Так что как найдётся - быстро к ним, а ещё лучше пусть сразу отыщет в городе господина Шади Дакта, который занимается этим делом.

Пожалейте нас, господин сыскарь, мы люди простые, что с нами могут быть за дела. Не знаю я, где её искать, подол небось где-то задирает.

– С тебя спросу и нет, - отвечаю я через губу.
– Но смотри, как вернётся - чтобы сразу прибежала. Что, часто она так пропадает?

– С конца лета каждую ночь просыпается, как не устережём - сбегает. Раньше хоть к утру возвращалась.

– Знал бы, к кому, - подхватывает подоспевший муж, - застал бы обоих и вожжами их, вожжами.

По всей видимости, мысленно он уже представляет себе эту сцену, и его лицо багровеет от удовольствия.

Муж, как я и ожидал, девушке вовсе не отец, и удивляться этому не приходится. За один раз задранный подол хорошо расторговавшиеся в городе купцы платят деньги, которые здешним бабам не заработать, как спину не гни, и за целое лето. Мужья в лучшем случае смотрят на это сквозь пальцы, в худшем - сами ищут, под кого бы подложить супругу. Подпускать к себе благородных они, правда, опасаются - кто знает, с какими странностями окажется ребёночек. Но что мешает заезжему родовитому ради прихоти на денёк переодеться купцом? Слишком многие из нас путают верность своей природе с потаканием любой пришедшей в голову дури.

Я изо всех сил сдерживаю гнев и даже не знаю, кто представляется мне омерзительнее - злобный мужик, изо всех сил поддакивающая ему жена или неизвестный подлец, который оставил здесь ребёнка, ничуть не заботясь о его судьбе. А хорошо, что я не проговорился, что девчонка - ульф. Отец семейства за это известие мог бы и жену забить до полусмерти - смотреть надо было, дура, перед кем ноги расставляешь. У таких всегда виноват кто-то ещё.

Дорога, ведущая отсюда в Вилагол, куда короче и ровней пути, который я одолел во время ночных блужданий. Но я присаживаюсь на каждый подходящий камень, а перед воротами пытаюсь скрыть от стражников, что меня ощутимо качает. Больше всего мне хочется, чтобы несколько дней меня никто не беспокоил - но на это вряд ли можно рассчитывать.

Однако судьба, для разнообразия, решила стать ко мне благосклонной. Прошло три дня, но ночные нападения не повторялись, и ульфа никто из горожан не видел. Так в городе девушка или нет? И есть ли у неё здесь покровитель или наниматель?

На четвёртый день я почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы выбраться к Тэка. В этот вечер я под благовидным предлогом отменил наш обычный поединок с палашом, но всё же за столом Сейно заметил, что лицо у меня к ночи заметно посерело. Он настоял, чтобы я остался до рассвета у них.

Я мирно уснул на старой фамильной кровати, которая помнила ещё прадеда хозяина дома, а к утру проснулся от криков и беготни. Натянув первое, что попало мне под руку, я выскочил на двор и увидел за распахнутыми воротами лежащего на камнях Полвера, телохранителя Сейно. Он был уже мёртв, грудь располосована, в глубине раны виднелось окровавленное сердце. Я закрыл ему глаза и, мысленно попросив прощения у покойного, осмотрел тело. Дыра в сердце оказалась круглой и ровной, и больше походила на ту, что могла оставить стрела, чем когти. Другие же раны на груди были почти неотличимы от тех, что затягивались сейчас у меня под рубахой, только крови на них почти не было. Нитей крови самого ульфа я не почувствовал, хотя это вряд ли о чём-то говорило - её и до этого удалось ранить всего один раз.

Обступившие нас слуги смотрели на меня как на опасного мага, ожидая ещё чего-то ужасного и непонятного, но я всего лишь попросил их позаботиться о покойном и поспешил к уже проснувшемуся Сейно.

– В ближайшие несколько дней вы собирались выходить со двора?

– Конечно, - ответил он после недолгого колебания, - назавтра король позвал меня для приватного разговора. Я полагаю, вы понимаете, почему я не счёл возможным об этом сказать. Здоровье государя сейчас не блестящее, права сына его сестры согласны признать далеко не все, законных наследников нет, а Стурин был зачат даже не с конкубиной, а с женщиной, состоявшей на то время в браке с другим.

– И потомок по мужской линии брата-близнеца основателя династии как наследник ничуть не хуже прочих, - продолжил я мысленно.
– Тем более, что самый благонамеренный придворный с унынием согласится - Стурину никогда не хватало твёрдости характера, а Великому герцогу Юга Малве, увы, гибкости и мудрости. Неужели наш король, наконец, решился задуматься о том, что он смертен?

– Я просил бы вас, - сказал я, - хотя бы сегодня не выходить за ворота и, по возможности, вообще не покидать дома.

Сейно молча кивает. Ложная гордость никогда не была ему свойственна.

– И возьмите завтра с собой телохранителя, который хотя бы отчасти стоил покойного, - я говорю это, понимая, что Полвера мало кто способен заменить. Он был, как и мой друг Свед, охранником старой выучки, который всегда встаёт так, чтобы первая стрела или первый кинжал достались ему.

Если власть попадёт в руки Сейно, он почти наверняка её удержит. Малва вряд ли будет оспаривать завещание - он слишком уважает закон и традиции. Стурин хотя и избалован королевским вниманием, но для таких действий недостаточно решителен. За сценой скрывается какой-то другой актёр, которому не хочется до поры портить свою репутацию открытым покушением, и, похоже, это Сулва, сюзерен Ватали. Ватали недавно был отправлен в ссылку, но его господина немилость не коснулась - он сумел остаться вне подозрений. По королевскому завещанию власть вряд ли достанется Сулве, а вот развязать смуту, чтобы отобрать трон у слабого наследника, он вполне способен.