Было это почти тридцать лет назад, во время моей первой охоты на слонов в Земле Матабеле. Звали этого чудака Ивенс. На следующий год бедняга погиб – был убит раненым буйволом и похоронен вблизи водопадов на Замбези. Помнится, на одной из ночевок я рассказал Ивенсу о необычных горных разработках, расположенных в той местности, которая теперь называется Лиденбургским районом Трансвааля. Я случайно натолкнулся на них во время одной охоты. В сплошных скалах была проложена широкая проезжая дорога, ведущая ко входу в пустую шахту, которую, судя по всем имеющимся признакам, рабочим – кто бы они ни были – пришлось спешно покинуть. На расстоянии двадцати шагов в глубине туннеля, уходящего в скалу, располагалась поперечная галерея, с отменным мастерством облицованная камнем, а внутри лежали груды золотоносного кварца, приготовленного для дробления.

«Ну-ну! – усмехнулся Ивенс. – А я поведаю тебе нечто еще более удивительное! Слыхал ли ты когда-нибудь, дружище, о так называемых Сулеймановых горах, которые тянутся к северо-западу от Земли Машукулумбве? Нет?.. Так вот, я случайно набрел в тех краях на развалины древнего города… А ведь именно там находились алмазные копи, принадлежавшие царю Соломону…» – «Почему ты так думаешь?» – спросил я. «Одна старуха в Земле Маника упрямо твердила мне об этом. Она говорила, что люди, обитающие за этими горами, – особая ветвь народа зулу. Наречие у них общее с зулусами, но они красивее и выше ростом. Среди них имелись великие маги и колдуны, и им была известна тайна чудесной копи, где добывают сверкающие камни… Кто такой, по-твоему, Сулейман, если не царь Соломон?..»

Лет двадцать я и не вспоминал об этом рассказе. Но спустя годы – а охота на слонов, господа, ремесло опасное, и редко кому из охотников удается прожить столь долго – я услышал нечто более определенное о Сулеймановых горах и о стране, лежащей за ними. Так вышло, что я застрял в поселке под названием Крааль Ситанди, расположенном за пределами Земли Маника. Скверное это было местечко: ни еды, ни дичи. У меня случился приступ лихорадки, и чувствовал я себя хуже некуда. Как раз в это время в поселок прибыл португалец, которого сопровождал только один слуга-метис. Этот человек разительно отличался от тех злобных и хитрых португальских торговцев, с которыми я привык сталкиваться. Высокий, худощавый, с темными глазами и волнистыми седыми усами, этот мужчина был вежливым, спокойным и отзывчивым. Мы скоротали вечерок вдвоем – он мог объясняться на ломаном английском, а я кое-что понимал по-испански. Звали португальца Хозе Сильвестр, он владел участком земли около залива Делагоа. На следующее утро, перед самым отъездом, сеньор Хозе пришел проститься со мной и, приподняв шляпу на старомодный манер, проговорил:

«Прощайте, мистер Квотермейн! Если нам и суждено когда-либо встретиться снова, то к тому времени я уже буду самым богатым человеком на земле. И тогда я не забуду о вас!»

Эта самонадеянность меня немного развеселила, хоть я и был еще слишком слаб даже для того, чтобы улыбнуться. Португалец добавил, что направляется на запад, к великой пустыне, и я подумал: «Вот так сумасшедший! Что же он там рассчитывает найти?»

Через неделю я был почти здоров.

Однажды вечером, расположившись перед брезентовой палаткой, которую обычно возил с собой, я обгладывал остов тощей птицы, купленной мною у туземца за кусок ткани баснословной цены. Передо мной простиралась бескрайная пустыня, у самого горизонта багровело раскаленное солнце. Неожиданно на склоне ближайшего холма я заметил движущуюся фигуру. Присмотревшись, я понял, что это мужчина, и, судя по всему, одет он был по-европейски. Поначалу он полз на четвереньках, затем поднялся и, шатаясь, прошел несколько ярдов, после чего вновь упал и продолжил ползти. Поняв, что с незнакомцем творится неладное, я отправил ему на помощь одного из моих охотников. И кто бы, вы думаете, это был?

– Хозе Сильвестр! – воскликнул капитан Гуд.

– Именно. Вернее, его скелет, обтянутый пергаментной кожей. От лихорадки лицо португальца было темно-желтого цвета, а глаза, казалось, вылезли из черепа – так он исхудал. Сеньор Хозе был без шляпы, его всклокоченные волосы, прежде темные и густые, совершенно поседели.

«Пить…» – прохрипел он потрескавшимися губами, еле ворочая черным распухшим языком.

Ему дали воды, разбавленной молоком; бедняга набросился на нее и выпил не меньше двух кварт за раз. Тут мне пришлось его остановить. Затем у него начался приступ лихорадки, и он свалился. Хозе Сильвестр бредил о горах Сулеймана, об алмазах и проклятой пустыне. Я уложил его у себя в палатке и постарался облегчить страдания португальца, насколько это было возможно. Ближе к полуночи больной немного затих, а я прилег отдохнуть и уснул. Едва рассвело, я открыл глаза и в полумраке палатки увидел его тощую, словно изломанную фигуру. Хозе Сильвестр сидел на койке и пристально смотрел в сторону пустыни. На широкую равнину упал первый солнечный луч, окрасив розовым цветом вершину одного из самых высоких пиков гор Сулеймана, высившихся на расстоянии более сотни миль от нас.

«Вот она! – воскликнул португалец. Его вытянутая вперед рука дрогнула. – Но мне уже не добраться до вершины… И никто никогда туда не доберется! – Сеньор Хозе умолк, погрузившись в размышления, а затем проговорил, обращаясь ко мне: – Друг мой, вы здесь? У меня темнеет в глазах…» – «Да, – сказал я. – Я рядом с вами. А теперь прилягте и отдохните…» – «Зачем? – слабо отозвался он. – Впереди у меня целая вечность для отдыха. Мне известно, что я умираю, а вы были так добры ко мне… Я оставлю вам один документ. Быть может, когда-нибудь вы доберетесь туда, если выдержите адский переход по пустыне, которая погубила и меня, и моего бедного слугу…»

Дрожащими пальцами Хозе Сильвестр вынул из-за пазухи предмет вроде бурского кисета для табака, изготовленного из кожи саблерогой антилопы и крепко перетянутого тонким кожаным ремешком. Он попытался справиться с узлом, но не смог и передал кисет мне. «Развяжите…» – прошептал умирающий. Я тут же выполнил его просьбу и вынул оттуда обрывок пожелтевшего полотна, исписанный ржавыми буквами; внутри находилась еще и бумага. Сеньор Хозе тихо проговорил: «На бумаге моей рукой написано то же, что и на обрывке ткани. Я потратил многие годы, чтобы все это расшифровать… – Силы его были на исходе, и он, задыхаясь, торопливо продолжал: – Слушайте же! Мой предок, политический эмигрант из Лиссабона, был одним из первых португальцев, высадившихся на этой земле. Он написал этот документ кровью, когда погибал в горах, куда ни до, ни после него не ступала нога белого человека. Это случилось триста лет назад, и звали его Хозе да Сильвестра. Раб, который поджидал моего предка по эту сторону гор, отыскал его труп и доставил этот клочок ткани в Делагоа. С тех пор послание хранилось в нашей семье, но никто даже не пытался что-либо разобрать, пока оно не попало ко мне в руки. Я сумел понять написанное, и, как видите, за эту тайну мне придется расплатиться жизнью… Только не отдавайте это никому, отправляйтесь туда сами, и вы станете самым богатым человеком в мире…»