Шрифт:
Быстро шли годы. Преображался советский Урал. В гуще событий находилась учительница и активная общественница С. К. Власова, коммунистка с 1938 года. Партия посылала ее в разные места Урала. В Кочкарь. В Пласт. В Верх-Исетск. Снова в Сысерть. Урал был уже неотторжим от ее сердца. Нельзя оторваться от того, чему посвятил лучшие годы своей жизни.
Работала завучем и директором школы. Избиралась членом райкома КПСС. С 1952 года живет и работает в Челябинске. Здесь в 1954 году был напечатан в альманахе «Южный Урал» ее первый сказ. В 1957 году появилась первая книга — «Уральские сказы», потом еще восемь. Настоящий сборник — ее девятая книга.
В 1965 году С. К. Власову приняли в Союз писателей РСФСР. Сейчас Серафима Константиновна уже в преклонном возрасте. Но не остыл жар ее души. Дома застать ее нелегко. Сегодня она выступает в Златоусте, завтра — в цехе Челябинского тракторного завода, а через день трясется в машине по проселку, спеша на встречу с читателями где-нибудь в совхозе.
Ее выступления пользуются неизменным успехом. Видно, что жанр сказа, в котором она работает как писательница, избран ею не случайно. Она — прежде всего замечательная рассказчица. Образная речь, оснащенная яркими пословицами и поговорками, интонационная выразительность и огненный темперамент — все это делает ее устное повествование настоящим праздником живого народного языка.
Существование жанра сказа в устном обиходе народа ставится наукой под сомнение. Многие ученые, занимающиеся фольклором, считают, что в народе говорятся сказки, побывальщины, предания, легенды, устные рассказы-воспоминания. То, что обычно называется сказами, каждый раз будто бы оказывается то преданием, то легендой, то устным рассказом-воспоминанием.
Наши многолетние наблюдения показывают, что все же сказ как таковой в фольклоре существует. Он отличается от сказки конкретно-историческим содержанием, установкой на достоверность, хотя порою содержит в себе фантастические элементы. От предания — наличием развернутого сюжета, а также тем, что рассказывает не о далеком прошлом, а о недавно минувшем. Этим же он отличается от легенды, разница которой от предания невелика и состоит в том, что предание идет от реального факта к вымыслу, а легенда — от вымысла к жизни. Особенность устного рассказа заключается в том, что он не претендует на художественность, в то время, как сказ не мыслится без этого.
В отличие от других жанров фольклора сказы не знают вариантов. Каждый отдельный сказ имеет один текст и известен только одному рассказчику — его автору. Таковы сказы, записанные Бажовым от Василия Алексеевича Хмелинина: «Дорогое имячко», «Про великого Полоза», «Медной горы хозяйка». Таковы родственные им по жанровым признакам произведения — «Тайный сказ про атамана Золотого» из репертуара народного рассказчика Г. Б. Кузнецова, «Сказ об атамане Белая борода» бабушки Агафьи Кирьяновой и другие. Все они известны только по репертуару названных народных сказителей.
Значит ли это, что данное обстоятельство лишает сказы права называться фольклорными произведениями? Нет, конечно. Хотя они и сочинены отдельными авторами и не получили широкого распространения и, следовательно, не прошли процесса «шлифовки» в народе, сказы все же — фольклор. Во-первых, до записи их любителями словесного творчества народа они существовали только в устном виде. Перечисленные выше авторы — мастера устного рассказывания. Их творчество сопряжено с импровизацией. Во-вторых, каждый устный сказ целиком строится на традиционной основе, без чего немыслима любая художественная импровизация. Каждый устный сказ — это синтез фольклорных образов и сюжетных мотивов, которые в народном обиходе встречаются как предания и легенды.
Куда бы ни пошел на Урале, везде услышишь удивительные истории о том, как Пугачев, отступая от царских войск, захоронил бочки с золотом, как девушка, желая спасти плотину во время паводка, заложила в нее свою голову; как к кому-то в Ермаковой пещере (на Чусовой реке) явилась Белая женщина, предвещая богатство; как кто-то видел на гранитных плитах следы ног необычайно громадного человека — богатыря Пери; как где-то был найден старый-престарый кинжал, который будто бы послужил для Аносова толчком к открытию тайны булата… Когда-то в эти полуисторические-полуфантастические рассказы уральцы верили и, не умея еще в жизни победить грозные силы природы и социальное зло, передавали поэтические легенды о героях-избавителях, народных заступниках, о всем, что бы помогло им обрести счастливую, зажиточную и честную жизнь. Теперь эти слухи, толки, предания и легенды бытуют как воспоминание, как средство истолкования смысла тех или иных географических и топографических названий, а чаще всего служат целям поэтизации предков, их силы и мастерства в разных видах трудовой деятельности, их художественной фантазии. Во всяком случае, и сейчас во время экспедиций нам приходится слышать множество подобных рассказов.
Но все это представляет собою мелкую словесную россыпь, разрозненные мотивы и образы, не имеющие композиционно законченной формы. Говорится все это чаще всего «по случаю», в связи с чем-нибудь, что по ассоциации напоминает Горного батюшку, девку Огневицу, Полоза и т. п. Идут по дороге два человека. Видят — два камня интересных лежат: один на сундук походит, другой — на гроб. Один из спутников мимоходом скажет: «Барину на памятник везли, мучались страшно. А тут весть пришла — крепостное право отменили. Как услышали мужики, лошадок распрягли, да и по домам. С тех пор и лежат эти камушки…» Другой возразит: «А я слышал, будто это Дунькин сундук окаменел…» На этом и кончаются об этом разговоры. Два предания, два сюжетных мотива. Живут они в народе, упорно передаются от поколения к поколению. П. П. Бажов, любя и ценя подобные предания, называл их «литературным сырьем», которое только в устах умелого рассказчика, устного сочинителя, превращается в законченное народно-поэтическое произведение.
Урал знает немало таких повествователей: В. А. Хмелинин — в Сысерти, В. И. Лепешков — в Миассе, С. Г. Щелкунова — в Нязепетровске, Г. Б. Кузнецов — в Невьянске… Тип такого повествователя появился, видимо, на Урале где-то во второй половине XIX века, когда в народе заметно угас интерес к сказке. Чуткие к общественным запросам народные рассказчики стали создавать новые произведения, которые хоть и опирались на старые фольклорные традиции, в том числе и сказочные, более конкретно и реалистически отображали действительность, выражали мировоззрение трудящихся на новом этапе. О том, какой популярностью пользовались подобные рассказы в рабочей среде, например, говорит в своих воспоминаниях старый уральский рабочий П. П. Ермаков: «Порою так заслушивались, что не замечали наступившего утра и опаздывали на смену…»