— Сталинград — это любовь всей маминой жизни, вы в курсе? — спросил Владимира тот сын, что с короткими волосами. Яков, кажется.

Через пару часов они вышли на улицу, когда Тереза дала команду, что на сегодня все — закончили.

Актер закивал, давая понять, что он внимательно слушает. И Яков продолжил:

— Мама начала писать этот текст в обращение к нам с Иваном. Этакое «Поучение Терезы Тур детям»… Она спорит с теми, кто считает, что войну выиграли только кровью и страстью — она убеждена, что так не бывает. Мама спорит с теми, кто поучает нас сегодня на тему: как надо было воевать. «Вас бы туда» — ее любимый аргумент. Она спорит и с любимой компьютерной игрушкой Ивана. Там закидывают солдат в осажденный город без оружия и патронов, их надо добыть у убитых…

— А между тем, — Тереза отвлеклась от беседы с Иваном, — это не соответствует действительности. Командующий шестьдесят второй армией писал в своих мемуарах, что…

— Когда пополнение прибыло не должным образом вооруженное — с малым запасом патронов и без гранат, — хором заскандировали сыновья, очень похоже передразнивая мать, — то он лично с ротой охранения прибыл на левый берег, в тыл и разоружил всех, у кого были гранаты и автоматы. С тех пор проблем с боекомплектами не было…

Тереза зарычала. Владимир расхохотался:

— А что, у ваших детей талант! Хорошо пародируют.

— Представляете, что нам приходится терпеть? — заявил Иван. — Наша маман — человек увлеченный!

Тереза что-то рявкнула по-немецки.

— Боюсь, это теперь и вам грозит, — не обратил на это внимания Иван, а Яков вступил с матерью в диалог, подтверждая, тезис Ломоносова, что немецкий годится для брани лучше других европейских языков. — И вы скоро тоже будете мемуары Чуйкова с любого места наизусть цитировать…

— Довольно! — приказала Тереза. Подростки унялись. Владимиру стало жаль — ему понравилось их слушать.

— А ты покорми нас, — смиренно заныли сыновья, — мы будем хорошими и молчаливыми.

— Молчаливыми быть вы не умеете, — отрезала мать, — так что насчет «покорми» я еще подумаю!

— Если ты будешь морить нас голодом, мы расскажем Володе, что он твой любимый актер! — ответил Яков.

— Что значит Володе? — опешила мать.

— Правда, любимый? — повернулся «Володя» к сыновьям. И обратился к Терезе: — Пусть будет без отчества, если можно, просто Владимир. Мне так привычнее.

У Терезы покраснели щеки, она очень потешно смутилась. Или разозлилась. А может быть, и то, и другое.

— Мама — ваша фанатка с надцатого года. С сериала о жизни бедного принца Кристиана… — радостно продолжил сдавать маму Яков. — Она до сих пор пересматривает отдельные сцены, когда у нее плохое настроение. И у нее внушительная подборка клипов, которые наваяли фанаты. По мотивам.

— Кто бы мог подумать, я и не знал! — Владимир улыбался и морщился одновременно. Что любимый актер — это, безусловно, приятно. Но какую роль она любит, это же кошмар…

Потом они отправились обедать в маленький ресторанчик. Подростки резвились, подкалывая Терезу. Та устала призывать их к хорошему поведению и просто смеялась над их шутками. Да и самим детям досталось. Их любящая мать оказалась весьма ехидной.

…Владимир откинулся на спинку кожаного дивана. Он молчал. Наблюдал. Слушал. Перед ним открывалась жизнь, которая была ему незнакома. Мама, болтающая о своих делах с сыновьями. Подростки, которые примчались проконтролировать личную жизнь матери, беспокоясь, где она и с кем… Люди, знающие об интересах другого. Разделяющие эти интересы… Зубов обратил внимание и на то, как легко Тереза поддерживала разговор со своими близнецами — и с тем, который жил для карьеры гимнаста, и с тем, что любил компьютерные игры. В данный момент она выражала неудовольствие тем, что сыновья слишком зациклены каждый на своем. Но делала она это явно со знанием дела.

— Мама, — возмущался Иван, — не всем же быть научными работниками. Может быть, меня переклинит — и я вообще в артисты пойду. Попрошу протекции у Владимира — и пойду!

— При чем тут научная работа? — спросила Тереза. — И не передергивай, со мной такой метод не работает.

— Ну, мамааа!

— Я говорю лишь о том, что в жизни надо иметь еще какой-то интерес, кроме гимнастики, — кивок в сторону одного, — и компьютера, — кивок в сторону другого.

— А вы как считаете, Владимир? — обратился к нему Яков.

— Я, пожалуй, воздержусь, — аккуратно ответил актер.

— Вы наскучили нашему гостю, — заметила Тереза.

— Ему же нравится! Семейная сага Туров — лучшее шоу страны! — провозгласил Иван.

— Тогда иди работать к дяде в шоу-бизнес, — отрезала мать.

— Понимаете, — продолжил тему Яков, — к нам всегда были повышенные требования. Прадед — академик. Бабушка — профессор, как и папа. Мама — доцент кафедры… А нам очень трудно искать свой путь.

— Яков, послушай! — Тереза заговорила тихо-тихо, и все поняли, что шутки закончились: она действительно рассердилась. — Если бы вам с Иваном не давали искать свой путь, если бы душили и подавляли вас, на что ты намекаешь… то вы с братом не смогли бы заниматься тем, что вам нравится. Старшим в нашей семье ваши увлечения не очень нравятся. К тому же компьютер и гимнастика не очень соответствуют вашим умственным возможностям. Однако вам дают идти тем путем, который выбрали вы, не чиня особых препятствий. Цените это. Вы не знаете, что такое подавление личности. И не надо говорить о том, чего вы не знаете. И если я, бабушка, или отец выражаем свое недовольство, так это потому, что мы тоже личности. И тоже имеем право на свое мнение. А сейчас — довольно. Давайте сменим тему.