Шрифт:
Старшинов перекинул ногу через ограду, сел на неё верхом. Всё-таки он отвернулся от зияющей справа пустоты. Взглянул налево, на застеклённую дверь, и вздрогнул, увидев морду Джека. Пёс открыл дверь в гостиную, подбежал к выходу на лоджию, встал на задние лапы и завыл, заскулил, моментально поняв всё.
Люди завтракали, разговаривали, смеялись, не подозревая, что сейчас случится. Думали о пикниках и именинах. А вот пёс успел застать хозяина живым. Он налегал на дверь и скулил, даже стонал; потом хрипло залаял. Гавриил Степанович услышал лай и понял, что жена и сыновья сейчас прибегут сюда.
Растерянно и жалко улыбнувшись собаке, Старшиной зажмурился. Перенёс через барьер вторую, внезапно одеревеневшую ногу. Держась сведёнными судорогой руками за последнюю свою опору, он сполз пониже, набрал в грудь воздух, на мгновение замер. И, внезапно, всё вспомнив, возненавидев себя, шагнул вперёд.
Судья ещё успел порадоваться тому, что нашёл в себе силы выполнить намеченное, преодолеть свой страх и воздать себе по заслугам…
Кирилл Железнов, покачиваясь и тяжело дыша, подошёл к камину и пошире расставил ноги. Но всё равно не удержал равновесие и уронил на пол только что наколотые дрова, которые с грохотом разлетелись по комнате. Кирилл бросился было их подбирать, но быстро сник, махнул рукой. Не поднимаясь с пола, протянул широкую ладонь, взял с сервировочного столика бутылку «Кристалла», припал к горлышку. Когда оторвался, почувствовал, что тоска ослабла, и ухмыльнулся сквозь слёзы.
Кирилл укладывал особым образом дрова, а после, священнодействуя, растапливал камин. Но хмельное сознание то и дело мутилось, дробилось и уводило мысли в прошлое, которое уже никогда не вернётся. Урони он вот так охапку двор раньше, задержись в сарае на час, напейся, как свинья, Верка прибежала бы выяснять, что стряслось. А он обнял бы жену за талию, уткнулся бы лицом в её круглый живот. И стали бы они целоваться, как сумасшедшие, хохоча до упаду.
А чего не подурачиться законным супругам, когда между ними любовь? Они ждут наследника. Их дом на балтийском побережье – полная чаша. Печник-ас нарасхват у клиентов. Все они не бедные, и поэтому Железнов сумел купить аж две машины, построить дом с черепичной крышей. Тогда, при Верке, было хозяйство – корова, птица, кролики. Даже, помнится, угрей пробовали разводить.
А теперь сараюшки стоят пустые. Рубить живность рука не поднялась – всех продал, а после загнал и джип «Ниссан». Выпил по этому поводу в одиночку бутылку смирновской водки. Остался у него «Опель», который теперь перейдёт к старшему брату. Сегодня Кирилл оформил дарственную. Вырученные за джип и живность деньги положил на два счёта – матери и сына Павла, от первого брака. Пашка вместе с Юлией, бывшей женой, жил в Питере. А вот Верке уже ничего не достанется – их месяц назад развели. Впрочем, ей ничего и не нужно. Верка осталась под Саратовом, у родителей, и хочет забыть благоверного, как жуткий сон.
В камине загудело ровное пламя, и Кирилл с величайшим трудом поднялся на ноги. Дотащился до кресла, покрытого медвежьей шкурой. Тяжело опустился в густую шерсть и подумал, что Верка, может быть, ещё вернётся. Они даже внешне схожи – оба высокие, плотные, светловолосые и голубоглазые. Значит, и сын, который должен был родиться в августе, как раз в эти дни, не мог быть другим. Только вот у Верки соломенная коса до пояса, а у Кирилла кудряшки торчат во все стороны. И никакой гребень их не берёт. Усы у него смешные, как зубная щётка. Верке усы очень нравились, и она часто повторяла, что помрёт с тоски без Кирюшки. Умоляла никогда её не бросать. Получается. Врала, потому что сама его бросила.
Три месяца знать о себе не даёт, не приехала даже оформить развод. И плевать ей, что Кирюшка совершенно спился. Давно уже не обедал, и ходит по посёлку оборванцем. Должна ведь баба понимать, что не ей одной тошно. У мужа тоже сердце болит. С каждым днём ему всё труднее вставать, садиться в машину, ехать на работу, а там – месить раствор и класть кирпичи. Силы покуда имеются, но жить не хочется, – вот в чём проблема. Ни деньги, ни детки-печки, ни водка не милы Железнову.
Сперва, когда Верка уехала, он пробовал приводить в дом компании. Но после всё само собой рухнуло, да и мужики стали сторониться. Не явно, конечно, – выдумывали всякие отговорки, лишь бы поменьше общаться с Кирюхой. А вот клиенты, как и прежде, приглашали на работу. Обращались с печником так, будто в семье у него всё нормально. Но Кирилл по глазам видел, что помнят все про них с Веркой, и сам старался поскорее свалить.
Он приезжал к себе домой, колол дрова, растапливал камин. Очень много пил и собирался продавать коттедж, который не оправдал его надежд. Верка визжала от восторга, впервые обходя комнаты, поднимаясь по лесенке на второй этаж, обследуя мансарду. Прикидывала, куда лучше поставить детскую кроватку. Воображала, как затопает по ступенькам и коридорчикам их Кирилл Кириллович…
Железнов очень хотел заплакать, но не мог и только икал. Если первая жена Юлия узнает, чем у них кончилось дело, запляшет от радости. Предупреждала ведь, кричала сквозь слёзы, что счастья им не видать. И, ведьма, оказалась права!..
Железнов мешал угли кочергой, курил одну сигарету за другой. И всё чаще позёвывал – сказывалась накопившаяся усталость. Водка брала его не каждый день, а вот сегодня, на удачу, сморила. И Кирилл точно знал, что нынешней ночью выспится. Жаль, что работы много перед осенью – люди ремонтируют старые печи и кладут новые. А то поехал бы в Великие Луки к матери и тётке – те давно звали.
Маманя, конечно, начнёт пилить, ругать за то, что и со второй бабой не ужился. Первый развод сына она перенесла тяжело. Просила ради Пашки сохранить семью. Да и Юлия до последнего дня не соглашалась расстаться – скандалила, ползала на коленях, а после снова начинала проклинать Кирилла с Веркой. А вот мать новую невестку приняла, полюбила и всё просила сына от Верки не гулять, беречь её, раз уж так повезло.