Annotation
Жизнь — лабиринт, и. чтобы не жить и сумерках сознания, надо понять основополагающие вещи: смысл любви, тайну смерти, путь норы, отчаяния, знания. Это книга «проклятых вопросов», отпеты на которые автор ищет имеете с читателями. Для всех, кто хочет жать и думать.
Лабиринт Один
Русский текст
На грани разрыва
В поисках потерянного рая
Поэтика Добычина, или Анализ забытого творчества
Поэта далеко заводит речь…
Русские цветы зла
Время рожать
Мятежные слова
Рембо как Рембо
Борис Виан и «мерцающая эстетика»
Путешествие Селина на край ночи
«Новый роман» и физиология писательства
Встречи культур
Пруст и Толстой
До последнего предела чрезмерности
Ля Софи э дорме дежа (Чехов — интеллигенция — Франция — Чехов)
1. Порча текста
2. Смерть иностранца
3. Отрицательный клоун
4. Шампунь и русское хамство
5. О вещах довольно неприятных
6. Язык-монстр
7. Vive la France!
«Французский элемент» в творчестве Гоголя
Поэтика и этика рассказа
Мистификация, и ужас, и любовь
Молодой стиль
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
Лабиринт Один
Русский текст
«Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения.
Первые — это мразь, вторые — ворованный воздух».
из прозы одного немодного поэта
На грани разрыва
(«Мелкий бес» Ф.Сологуба и русский реализм)
Я рассматриваю «Мелкий бес» Федора Сологуба как пограничное произведение. Этот довольно небольшой по объему роман содержит в своем строении черты внутренней драмы, вызванной его противоречивым отношением к могучей традиции русской прозы XIX века, традиции всемирной значимости и поистине великих мастеров. Впрочем, нужно сразу сказать, момент отчуждения от традиции для автора романа не носил вполне осознанный характер. Напротив, Сологуб скорее чувствовал себя под сенью традиции. Вообще пограничные произведения, как правило, радикальнее своих создателей и, возможно, с особой наглядностью подтверждают правомерность известного добролюбовского различия того, «что хотел сказать автор», и того, «что сказалось им».
Разрыв с традицией не означает ее преодоления. Разумеется, «Мелкий бес» ни в коей мере не отменил великой традиции (да и ничто ее не отменит). Анализ пограничного произведения требует постановки вопроса о том, чем традиция не удовлетворяет эстетике данного произведения и чем оно, в свою очередь, противостоит эстетике предшествующей традиции. Новый элемент исследования в таком случае состоит в соотношении произведения не с одним или несколькими иными произведениями, но с художественной моделью самой традиции. «Мелкий бес» — это напряженный диалог с традицией реализма.
Чтобы выявить художественное своеобразие «Мелкого беса», напомним о некоторых фундаментальных чертах русского классического реализма. Выделим преимущественно те из них, которые, формируя «коллективный» образ истины золотого века русской прозы, переосмысляются или оспариваются, пародируются в романе Ф.Сологуба.
Русская классическая литература исповедует философию надежды. Это одна из наиболее важных категорий. Истины без надежды не существует. Русская литература объединена в своей уверенности в том, что будущее должно быть и будет лучше настоящего. Иными словами, она ориентирована на лучшее будущее. Эта надежда ни в коем случае не звучит легкомысленно, она зачастую скорее мучительна и требует от человека жертвенности и самоотдачи. Она редко соотносится со сроками жизни самого автора («Жаль только — жить в эту пору прекрасную…»). В несколько утрированном виде эту философию надежды выражает чеховский Вершинин: