Беззаветная преданность этой идее, пожалуй, самая обаятельная черта творчества Высоцкого.

Вспоминается одно из посвящений ему, всего из двух строк:

Есть терпимость друг к другу — есть терпимость к несправедливости. Не соблюдать гораздо легче первое, чем второе. Часто мы неоправданно терпимы к злу — однако что-то при этом гложет нас. Появляется раздражение. И оно выливается именно в нетерпимость друг к другу: в семье, на работе, в общественном транспорте. Высоцкий стремился смягчить это раздражение и высвободить его для борьбы со злом.

В этот своеобразный поход за правду он звал несметное множество своих персонажей: умиравших и гонимых, истерзанных сомнениями и отупелых от пьянства и лени. Звал и наделял надеждой — и они одолевали себя и обстоятельства. Вспомним «Охоту с вертолетов». Вспомним «Погоню». Вспомним «Иноходца».

Тема преодоления горной вершины, океана, глубины морской, собственного страха.

В песнях Высоцкого заключена громадная энергия, которая с первых минут звучания переходит и в слушателя. Эти песни действительно способны «расширить горизонты», и действительно «эти песни не горят — они в воздухе парят, и чем им делают больнее, тем они сильнее».

Внутренний огонь свой он не только не пытался загасить, но и подливал в него «масло» своих мыслей. Вероятно, чувствовал, что не имеет права остановиться, что сама судьба его превращается в акт творчества, в песню. А лгать в песне он просто не умел. Помните? «Не ломаюсь, не лгу — не могу. Не могу!»

Он мог вслух умолять своих коней скакать помедленнее — но сам же все сильнее стегал их, нахлестывал.

Убежденность в правоте — пусть даже в такой, если можно так сказать, скорбно-радостной — обязательно должна вести до конца — вот лейтмотив судьбы и творчества Высоцкого.

Он сознательно выводил себя на такую пронзительную, головокружительную высоту нравственных критериев. Не мог иначе. Считал, что иначе — и не стоило бы. И верно — не стоит иначе…

Конечно же, не все равноценно у него. Есть песни рыхлые по форме, однотипные по содержанию, особенно песни давние. Есть не то чтобы «однодневки», а слишком окрашенные сиюминутностью, слишком «фельетонные». Однако, заметим, даже это говорит в его пользу — это доказывает, что он не «выцарапывал» славу, а «пел для мира».

Как бы то ни было, о творчестве поэта судят по его вершинам. А их у Высоцкого немало — об этом не думали в своем пропагандистском раже его поспешные толкователи, этого не замечали и иные доморощенные консерваторы.

В его песнях — громадная позитивная энергия, которая обладает способностью передаваться другим и при этом не только не уменьшаться, но расти. Что дает она? Силу. Какого рода силу? Исконную, изначальную силу «от земли», добрую силу, что покоится в каждом, да иногда не пробуждается и в течение всей жизни.

Способность ее пробудить — привилегия подлинного, наступательного искусства. А для чего годится эта сила-силища? А для того, чтобы мы никогда не забывали о своей человеческой сути, о Родине. Не малодушничали направо и налево, так и сяк. Это сила на то, чтобы в каждом человеке был силен Человек.

…Он был занят в тот день, но уговаривать его не пришлось: минутку подумав, согласился приехать на встречу с клубом книголюбов «Известий». И тут проявилась свойственная ему простота. Он отказывался, когда не мог или не хотел, а вовсе не потому, что мало уговаривали. Спел три песни, извинился, что на большее нет времени. Уже у входа его догнала председатель клуба, чтобы хоть так, на ходу, вручить подарок: несколько книг.

— Спасибо, это есть. И это, — говорил Владимир Семенович, возвращая книжки. — А вот за это спасибо, давно хотел почитать.

Это была книжка в темно-зеленом переплете — «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки. Два дня спустя, когда в разговоре всплыло имя одного общего знакомого, Владимир Семенович процитировал Сенеку: «От природы он был велик и мужествен духом, да только распустился от постоянных удач». Я потом нашел это место, оно во второй половине солидного тома. Нашел и почувствовал угрызение от того, что сплю по семь часов.

Где находит время мальчишка, чтобы запоем глотать книги, — это понятно. Дни в детстве длинны, недели огромны, месяцы бесконечны.

Да, тут все понятно. Но где находил время для систематического, удивительно разнообразного (беллетристика, поэзия, история, социология…) чтения зрелый, но, к несчастью, далеко не богатырского здоровья человек, который вел кипучую литературную деятельность, был артистом театра и кино, выступал в многочисленных концертах? Он урезал свой сон втрое против обычной нормы, его сутки стали тридцатичасовыми. Но ведь и так разложи сделанное на троих, и то не каждому по плечу, и то трудно. А ведь были еще житейские заботы, и друзья, и палки в колеса…