Высоцкий заявил о своих песнях сразу. Сначала он к ним относился не очень серьезно. Но он их постоянно пел: в перерывах между репетициями и спектаклями, в компаниях. Когда рядом была гитара — он пел.

Высоцкий: «Писать начал в 1961 году. Это были пародии и песни только для друзей, для нашей компании. И не моя вина, что они так широко «разошлись». Однако ни от одной своей песни не отказываюсь. Только от тех, что мне приписывают. Среди них есть и хорошие, но чаще всего попадается откровенная халтура, которую делают «под Высоцкого» и исполняют хриплыми голосами. У меня около шестисот песен. Поются из них сто — двести. Многие свои песни я не исполняю. Мне решать, что удалось, что нет. Работаю постоянно и страдаю, если не пишется.

Какая из моих песен мне особенно дорога? Да, наверное, каждая».

О творчестве поэта судят по его вершинам. После смерти Высоцкого, разбирая его архив, нашли 250 произведений, которые он никогда не читал. Раньше мне больше всего нравились: «Кони привередливые», «Мы вращаем землю», «Канатоходец», «Чужая колея»… хотела перечислить, но сразу же поняла, что это перечисление займет много места.

Конечно, не все песни Высоцкого были одного уровня. Были и «однодневки» фельетонного характера, на злобу дня; были в прекрасных песнях несовершенные строчки. И потом его песни — это не стихи, положенные на мелодию. Его песни — это особый жанр искусства, жанр авторской песни, где исполнение и, главное, кто поет играет очень большую роль. Когда Володя пел свои песни, казалось, что он их написал шутя, очень быстро и легко. По моим наблюдениям — песни рождались очень трудно. Иногда возникала какая-нибудь строчка — или пришедшая вдруг, или услышанная в разговоре, или самим сказанная ненароком. Потом Володя долго повторял возникшую строчку на все лады, ритмы и варианты, потом возникал куплет. Он его записывал. Судя по черновикам — вариантов было множество. Иногда песня исполнялась уже на концертах, люди записывали ее на магнитофоны, но потом Володя пел, меняя слова, даже целые куплеты или сочинял другой конец.

Высоцкий со своей авторской песней возник не на пустом месте. До него были и Окуджава, и Галич, а еще рань-ше Вертинский. И вообще вся русская культура городского романса.

Главное — найти «свой голос». Одно дело — песня, романс, и совсем другое — поющий поэт. Поэт с гитарой на эстраде.

Высоцкий не стал подражать Окуджаве, он нащупывал другое эмоциональное, психологическое напряжение. Не стал он подражать и Галичу — иронической сатире московского интеллигента.

Высоцкий: «Я когда-то давно услышал, как Булат Окуджава поет свои стихи. Меня тогда это поразило. (Я его очень люблю, он — мой духовный отец, я из-за него и писать начал.) Я подумал — насколько сильнее воздействие его стихов на слушателей, когда он это делает с гитарой, просто как будто он мне открыл глаза. То есть когда (он) кладет стихи на какой-нибудь ритм, музыкальную основу и исполняет. И подумал — может быть, попробовать делать то же самое? Вот в этом смысле был элемент подражания, в других смыслах — нет. Я пою о том, что меня интересует, и никогда никому не подражал ни в выборе проблем и идей, ни, конечно, в подражании голосу».

У Высоцкого был абсолютный слух на язык улицы.

Истинное творчество всегда народно. У Высоцкого-поэта слово приходило с улицы и, очистившись его талантом, на улицу уходило. В его творчестве — прорыв к каждому. Может быть, любили его и не все, но знали все. Вся страна. Отцы и дети. Старики и молодежь. Космонавты, пионеры, шахтеры, студенты. Его интерес — жизнь всех. У него нет злых песен, хотя он касался разных, отнюдь не самых светлых сторон жизни…

Подобно Есенину, Высоцкий возводил низовую культуру в культуру всего общества, и, подобно Зощенко, в своих сатирических циклах Высоцкий очень точно определял тип, маску, от лица которых он пел. Некоторые исследователи его песен считают, что истоки творчества Высоцкого уходят корнями в эпоху площадных балаганов, русских скоморохов, балагуров-шутов. Он ввел в большую поэзию человека со старого московского двора, где сидят бывшие фронтовики и «забивают козла», пел о людях с уголовным прошлым. Пел от имени строителей, фронтовиков, боксеров, моряков, альпинистов, шоферов, спортсменов, алкоголиков, завистников, шизофреников, зверей, самолетов.

Проникновение в персонажи. Он часто говорил о той стороне жизни, о которой «официальная» поэзия не говорила. Он говорил о всякой боли, об обидах, о том, что в жизни не получается. Он говорил о людях, которых вроде бы списали со счетов, но они живут и хотят жить. Причем выявил это так по-человечески, что это воздействует и на интеллигентных, высокообразованных людей, и на совершенно необразованных.

Культ личности, лагеря, война, послевоенные сложности… Высоцкий, как истинный поэт, пропустил время через свое' сердце. Творчество Высоцкого нравственно потому, что честно. Мир моральных ценностей — совести, чести, справедливости — выливался через его простые образы. Основная тема — тема нравственности, тема правды.

Говорит Булат Окуджава:

«Если отталкиваться от поговорки «Не выноси сор из избы…», то я придерживаюсь точки зрения, согласно которой сор этот выносить нужно как можно раньше и как можно в больших количествах, потому что сора накопится слишком много… Я думаю, что Высоцкий относился к той категории людей, истинных патриотов, людей такого толка, которые считают, что нужно избу от сора очищать, не обращая внимания н'а то, что скажут соседи».

Конечно, театр очень помог Высоцкому в формировании его таланта как поэта. Тут надо учитывать и колоссальный интерес к поэзии, и появление поэтических спектаклей. В это же время мы стали для себя открывать ранее мало известных для нас поэтов — и Пастернака, и Ахматову, и Цветаеву, и Мандельштама. Очень много стихов ходило в списках. Я, например, подарила Высоцкому напечатанную на пишущей машинке «Поэму без героя» Ахматовой, а он мне дал перепечатать стихи Мандельштама — тоже машинопись, — подшитые в самодельный том. Вокруг нашего театра всегда было много поэтов — и Вознесенский, и Евтушенко, и Ахмадулина, и Самойлов, и Окуджава. Их стихи звучали у нас со сцены, очень часто в театре они сами читали недавно сочиненные стихи. Атмосфера для всех была единой, а вырос из нее крупным поэтом только Высоцкий. Хотя среди наших актеров много людей пишущих. Золотухин пишет очень хорошую прозу. Филатов — пародии, стихи, сказки и пьесы. Смехов — мемуары и инсценировки, меня тоже называли в театре «артистка-эссеистка»…

На Таганке никогда не играли просто быт. Всегда это было возведено в символ, в поэтический ряд. У Высоцкого тоже нет бытовых песен. У него есть комические, через иронию к высокой трагедии.

Каждая его песня — это моноспектакль, где Высоцкий был и драматургом, и режиссером, и исполнителем. Как исполнитель он входил во внутреннее состояние персонажа, о котором пел, и, может быть, поэтому, кстати, у зрителей возникало убеждение, что Высоцкий пел каждый раз про себя…

Он был на редкость работоспособным человеком и чрезвычайно сконцентрированным. Сконцентрированным на деле, которым занят был сейчас, сию минуту. И тогда казалось, что это было главное и единственное его дело в жизни — большое или маленькое: обдумываемая роль или частная мизансцена, мелодическое решение новой песни или неполучающаяся строка. Эта мощная концентрация психической энергии на одном выделяла Высоцкого и как актера в спектаклях, и особенно на его вечерах. Так же, думаю, сконцентрированно на одном состоянии он писал свои песни.