Шрифт:
– С твоей Ксенией? – спросил монах. – Кто это? Что это значит?
– Батюшка, – ответил Пугачев с болью в голосе, – это самая красивая девушка на Яике. Если бы на моей голове была царская корона, я отдал бы ее за Ксению.
– К чему? – спросил монах. – Разве великий император Петр Алексеевич не подал руки безвестной девушке? Добейся престола, для которого ты рожден, и от твоей воли будет зависеть возвысить до себя Ксению и короновать ее царскою короною, как великий царь Петр Алексеевич короновал Екатерину!
– Батюшка! – воскликнул Пугачев. – Какое сияние наполняет этот мрачный каземат, в котором я уже было потерял всякую надежду!.. Моя Ксения – императрица! Право слово, нет на Руси достойнее ее главы для царского венца: блеск ее волос краше блеска золота.
– Ну, за дело! – сказал монах. – Теперь я пойду; не давай согнуться своей воле и помутиться разуму, в который теперь снова запали первые искры света.
– Вы уходите, батюшка, – испуганно спросил Пугачев, – и оставляете меня здесь?
– Положись на меня, – ответил монах, – тебе недолго ждать свободы; здесь, в этом мрачном каземате, я приветствую мстящего царя, которого вскоре встретит ликующими кликами весь русский народ. Будь спокоен, молчи и жди!
Он низко поклонился казаку и тяжело ударил по двери. Тотчас же она отворилась.
Монах взял фонарь и, еще глуше надвинув клобук, вышел из каземата; согласно приказанию коменданта, один из часовых проводил его по длинному коридору до наружных ворот, где монах сел в ожидавшую его карету и направился через понтонный мост к городу.
Пугачев остался в темноте. Часовые прислушивались к происходившему в каземате, но там ничего не было слышно; монах и в самом деле, должно быть, нашел средство смягчить упорство арестанта.
Пугачев стоял опершись о подоконник и сквозь решетку смотрел на окутанный мраком двор. Тысячи смутных образов всплывали в его уме: то он видел себя на недосягаемой высоте, то в нем снова всплывало малодушное сомнение, не было ли появление монаха лишь обманчивым сновидением и не останется ли он навеки в этой тюрьме. Затем он бросился на колени и стал усердно молить Бога и всех святых, известных ему, о своем спасении и освобождении.
Пугачеву не суждено было долго пребывать в неизвестности. Не прошло и часа после того, как от него ушел монах, когда он снова услышал скрип ключа и засова. Дверь отворилась. Пугачев увидел в передней коменданта и офицера в адъютантской форме.
Комендант держал в руках вскрытое письмо и сказал:
– Вот этот арестованный. В течение нескольких часов уже третье письмо я получаю относительно этого загадочного казака, – ворчливо прибавил он. – Однако, как бы то ни было, – продолжал он, обращаясь к пожимавшему плечами адъютанту, – этот ордер приказывает мне передать вам арестованного… Вот он… Теперь мне уже не придется более возиться с ним.
Пугачев подумал, что грезит. Простой монах мог раскрыть пред ним двери тюрьмы и вывести его на волю Божью – должно быть, это действительно небесный посланец.
Адъютант сделал знак следовать за ним.
Пугачев минуту колебался.
– Я приехал сюда на своем коне, – взмолился он затем. – Он выносил меня под дождем вражеских пуль – прошу вас, возвратите мне моего коня!
– Лошадь казака стоит в конюшне, – сказал комендант. – Выведите ее и возвратите ему! – приказал он часовому.
Солдат шел впереди и светил.
На двор уже была приведена лошадь Пугачева. Он схватил ее поводья и последовал за адъютантом, а лошадь обнюхивала его и веселым ржаньем выражала свою радость от встречи с хозяином.
На улице, пред воротами крепости стояла маленькая легкая повозка, запряженная тройкою лошадей.
– Садись, – сказал офицер, – вот тебе плащ и фуражка, а вот и кошель с золотом. Ты отпущен со службы, Иван Васильевич; этот возок доставит тебя до самых пределов твоей родины. Вот твой паспорт!
Пугачев был озадачен, что офицер назвал его другим именем, но его доверие к загадочной власти монаха так возросло, что он не спросил его об этом. Пугачев взял бумагу, закутался в плащ и надел фуражку.
– Но как ты намерен поступить со своей лошадью? – спросил офицер.
– Привяжем ее к упряжке, – сказал Пугачев, – у нее сильные ноги, и она не знает усталости.
Он подозвал лошадь несколькими непонятными словами.
Умное животное спокойно и послушно дало привязать себя к тройке, офицер сделал знак, и маленькая повозка, похожая на те, в которых обыкновенно приезжают крестьяне из деревни, переехала мост и направилась по другому берегу реки.