А в девятом номере журнала рядом с продолжением романа Гроссмана напечатаны «Районные будни» Валентина Овечкина — предмет особой гордости Твардовского и любви.

От этих очерков «Районные будни» через считанные месяцы начнет свой путь наша честная деревенская проза и пройдет все, что ей предстоит пройти. Влияние очерков Овечкина и их роль в жизни интеллигенции огромны. Их просто не успели разнести, потому что, как мне кажется, рядом оказался Гроссман и своеобразно «прикрыл» Овечкина, вызвав весь огонь ненависти на себя. Так обстоят дела к моменту интервью.

Эти номера «Нового мира» (по собственным моим воспоминаниям) читали с восторгом и тревогой.

Все, конечно, исторически обозначено и определено. Но ни Гроссман, ни Твардовский, ни Овечкин не отдают себе отчета в этом, что отличает всегда честных людей от нечестных.

Что же должен напечатать «Новый мир» в наступающем 1953 году? С чего начинает Твардовский?

«Над второй книгой романа „За правое дело“ работает В. Гроссман», — сообщает Твардовский спокойно, деловито, и кажется, что уверенно.

Так под Новый год — 1953-й прозвучал первый раз роман Гроссмана «Жизнь и судьба». Из уст Твардовского.

Значит, именем Гроссмана заканчивался для «Нового мира» минувший 1952 год, этим же именем сразу после окончания романа Твардовский начинает год будущий.

И вся трагическая и героическая, неведомая еще ее участникам история нашей литературы завязывается здесь, теперь, в эту минуту жизни. Вплоть до ареста романа «Жизнь и судьба» и изъятия экземпляра из сейфа «Нового мира». А пока Твардовский, не ведая будущего, говорит об этом романе. Потому что никто, кроме Твардовского, не мог произнести в тот момент эти слова.

Я хотела бы подчеркнуть, что нет в словах Твардовского и намека на то, что роман «За правое дело» он относит к числу неудач. Иначе он не начал бы свое интервью с продолжения романа, не назвал бы Гроссмана первым — на будущий год.

Это особенно отчетливо видно после слов Твардовского о том, что в планах «Нового мира» — и «новый роман о рабочем классе», который «сейчас заканчивает Фадеев». Следовательно, роман Фадеева (руководителя Союза писателей и друга Твардовского) назван после романа Гроссмана. Это тоже свидетельствует об отношении Твардовского к роману «За правое дело».

Да, все трагично в планах «Нового мира». И судьба романа Фадеева. И собственная его судьба.

А Твардовский продолжает свой рассказ:

«Январский номер журнала мы открываем повестью Эм. Казакевича „Сердце друга“, посвященной подвигам наших солдат и моряков в дни Великой Отечественной войны».

Сейчас, 27 декабря, январский номер еще не вышел, повесть «Сердце друга» еще никто не читал. Но журнал появится в свой срок, и через несколько недель после его выхода повесть Казакевича будет втянута в страшные вихри погромного террора, поднятые против Гроссмана в начале 1953 года, года, который так слепо, так прозорливо и человечно, с таким душевным равновесием планирует Твардовский.

Еще он обещает напечатать «новые повести из жизни колхозной деревни» Валентина Овечкина и Владимира Фоменко. Обещания эти будут выполнены, но уже в другую эпоху.

Так все значительно в этих планах журнала.

По формальным убеждениям своим, по образу мысли, теоретическому пониманию эпохи и даже по своей прописанности в сталинском царстве Твардовский был тогда сталинистом. Но как настоящий русский поэт и редактор, верный традициям великой нашей литературы, он, как я понимаю, не отдавая себе отчета, оказался со Сталиным в яростном противоборстве, что отчетливо запечатлено в этом номере «Литературной газеты» и в двух новогодних интервью — Твардовского и Сталина, напечатанных на ее страницах.

Увы, это соседство окажется роковым. Если не в буквальном смысле, то в символическом. А может быть, и в буквальном. Скорее всего — в буквальном.

Но сначала мне необходимо еще раз подчеркнуть: Твардовский, напечатав «За правое дело», оценивал роман высоко. Без этого нельзя себе представить, почему он его печатал. Без этого нельзя понять, почему он от него отрекся…

И это отречение будет страшной местью Сталина Твардовскому. Твардовскому — больше, чем Гроссману.

Мне представляется, что новогоднее интервью о планах «Нового мира» переполнило чашу весов, на которых лежал роман Гроссмана. Выходило, что не только минувший, но и будущий год «Нового мира» будет гроссмановским.

Неосмотрительное, конечно, интервью… Никогда потом (по личным моим воспоминаниям) Твардовский не давал таких опрометчивых интервью.

Не сомневаюсь, что Сталин в день выхода газеты прочитал слова Твардовского. К тому же доносчики тоже стояли с мечом и пером вокруг. И бурлящие еще под землей темные силы стали в течение января усиливаться, искать пути, чтобы взорвать почву и по указанию Сталина выйти наружу 13 февраля 1953 года в статье Бубеннова.

Отказ Твардовского от романа Гроссмана был не только актом страшной мести Сталина Твардовскому, но и одновременно — последним всплеском слепой любви Твардовского к Сталину, невероятным насилием над личностью Твардовского.