Он сидел один в саду Сан-ДутЕ — элегантного поместья своих крестных — и комкал письмо в своей большой руке. Глаза его горели — скорее всего, это был отблеск закатного солнца; в груди появилась какая-то странная боль, но он отнес ее за счет выпитого накануне с крестным вина. Он сидел один и чувствовал, как в нем поднимается и растет гнев. Тут его и нашел граф де Лорне.

— Что пишут из дома? — спросил он, усаживаясь на мраморной скамье рядом с Николасом.

— Ничего существенного, — ответил тот небрежно, сунув письмо в карман. — Но мне, видимо, придется срочно вернуться в Англию.

Граф слегка побледнел.

— Тогда, наверно, нам лучше поговорить сейчас.

— Поговорить? О чем же?

— О будущем.

— Должен сказать, при всем уважении к вам, сэр, я не думаю, что наше будущее имеет между собой нечто общее.

Граф де Лорне откашлялся.

— Пока нет, — сказал он. — Но позволь мне кое-что объяснить тебе.

Николаса не интересовали никакие объяснения — ему нужно было вернуться в Англию как можно скорее. Он лишь кивал, почти не слушая, что старик говорит о неустойчивом положении во Франции, о восстании крестьян, о волнениях в Париже.

— Я не хочу сказать, — добавил граф торопливо, — что катастрофа неизбежна. Франция выстояла во многих передрягах, ее история насчитывает больше тысячи лет; надеюсь, черни не удастся уничтожить ее. И тем не менее я беспокоюсь. Очень беспокоюсь.

Николас думал о своем. Он прикинул, что сможет купить себе место на одном из торговых судов, которые легально или нелегально курсируют между Каласом и Довером.

— Поэтому я хочу, чтобы ты взял с собой Жаклин, — сказал неожиданно старик.

— Что?! — Николас в изумлении уставился на своего крестного.

— Я хочу, чтобы ты взял с собой Жаклин в Англию. Я уже продумал возможность бегства для себя, Мадлен и Луи, но там только три, а не четыре места. И мы не сможем уехать, пока не будем уверены, что Жаклин в безопасности.

Николас никак не мог понять, что пытается втолковать ему крестный.

— В безопасности? О чем вы, черт возьми?

Граф раздраженно махнул рукой.

— Ты что, все прослушал? Политическая ситуация очень нестабильна. Если так и дальше пойдет, то нам лучше уехать из страны.

— Так уезжайте!

— Все не так просто. Конечно, сейчас мы можем уехать все вместе. Но я не готов. У меня вложения, финансовые обязательства…

— Короче говоря, нет денег?

Де Лорне моргнул.

— Ты уж очень прямо ставишь вопрос. Но в общем — да. Я буду вынужден продать кое-какие земли, чтобы обеспечить нам минимум комфорта, пока положение дел не изменится. Я уверен, что если мы подождем, то сумеем уехать в конце концов, но наш путь будет труден. Он не годится для молодой девушки. Поэтому я прошу тебя как джентльмена и друга взять Жаклин с собой.

— Нет, — коротко ответил Николас.

Де Лорне покраснел от негодования.

— Нет? — переспросил он. — Так просто? Но ты не можешь…

— Могу. Мы оба понимаем, что это будет означать в дальнейшем. Мне придется жениться на ней.

— Видимо, я ошибался, — сказал де Лорне, тщательно выбирая слова. — Мне казалось, что ты испытываешь по отношению к моей дочери некие…

— Вы ошибаетесь, — резко прервал его Николас. — Это ваша дочь испытывает некие чувства по отношению ко мне. Она ребенок. А я обычно не имею дела с малолетними, да и жениться на особе столь нежного возраста не входило в мои планы. Вам придется подыскать иной выход.

Его голос был холоден, тон неумолим, сердце превратилось в кусок льда. Он сознательно выбросил из него образ Жаклин, ее огромные, полные тайны глаза, лицо эльфа, гибкое тело. Ее отец не должен знать, как это все привлекает его. В его сердце сейчас не должно быть места для доброты, нежности и сострадания.

— Так ты отказываешь мне, даже сознавая, что тем самым подвергаешь Жаклин смертельной опасности?

— Уберечь ее — не моя, а ваша обязанность, месье. — Николас встал. — Простите, но мне пора подготовиться к отъезду.

Какое-то мгновение де Лорне не двигался.

— Ты не передумаешь?

— Нет.

— Тогда тебе действительно лучше уехать. Прямо сейчас.

Николас коротко поклонился и, отвернувшись от огорченного старика, увидел Жаклин. Она, скорее всего, слышала каждое слово — просьбу отца взять ее с собой и его категорический отказ.

Сейчас она уже не казалась ребенком. Лицо ее было бело как мел, на щеках рдели два ярких красных пятна, бескровные губы дрожали. Жаклин посмотрела на него; в ее бездонных глазах смешались отчаянье, любовь и ненависть. «Все, — решил Николас. — Сейчас я уйду и никогда ее больше не увижу». В тот момент он желал ее больше, чем когда бы то ни было…