Шрифт:
– Да? – нервно ответил он, но тут же сменил тон на приторно-слащавый, – Хорошо… Сейчас, конечно…– Клюшка оторвал трубку от уха и обречено вздохнул, – Инвесторы… Требуют, чтобы я с ними выпил… Ну что тут поделаешь…
– Иди, иди, конечно. Еще не хватало, чтоб я тебя у инвесторов отбивала, – от волнения я даже забыла обычное "Вы" – Только, Клюшка, оставь мне свой номер, а? Я позвоню на днях… Есть одна тема… Ну и вообще, пообщаемся…
– Катя, для Вас, всё, что угодно, – Клюшка чинно раскланялся, вручил мне достаточно дешево и бестолково сделанную визитку и удалился, – Еще одну рюмку в пятую кабинку, – кинул он на ходу официантке.
Как и раньше, эти банкетные столики в зашторенных кабинках, расположенные по периметру "Алисы", портили мне жизнь. Узнать, что же это за загадочные инвесторы в пятой кабинке, хотелось необычайно. Пришлось мысленно цыкнуть на своё Любопытство и оно, обиженно заскулив, забилось в глубь подсознания.
5. Глава пятая, в которой героиня и её воспоминания углубляются друг в друга.
Я глотнула крепкий, душистый кофе и принялась рассуждать о сложившейся вокруг Виктории ситуации. В сущности, ну чего я лезу… Ничего особенного еще не случилось… Ну, кто она мне?! Услужливое воображение тут же взялось подробно отвечать, подкидывая давно забытые картинки детства.
Вика была на два года старше. В детстве это неописуемое преимущество. Ей разрешали ходить в дальний двор кататься на качелях, когда мне еще нельзя было даже покидать площадку перед подъездом. Она приносила мне подобранные в дальнем дворе гнилые яблоки и причудливые зеленые стеклышки, валяющиеся вокруг пункта приема посуды. Яблоки мы поедали, отчего желудки наши стали закаленными, и потом мы уже могли есть любую гадость. А стекляшки, после тщательного рассмотрения, закапывали в тайник. Однажды Вика порезала палец, и родители узнали о нашей коллекции. Мы мужественно скрывали местонахождение тайника, закаляя нашу дружбу страшной объединяющей тайной. В первые годы жизни мы с Викой очень дружили.
– Катенька, – в детстве мы называли друг дружку ласкательными именами, навязанными мамами, – когда я стану большая-пребольшая, я куплю свой дом, и обклею в нем все стены нашими стекляшками!!!
– И я! И я! – восхищалась мудростью подруги я.
– Нет, – сокрушалась Виктория, – На два дома стекляшек в жизни не хватит. Лучше я возьму тебя к себе. Мы будем жить вместе, и нам всегда будет весело…
А потом Вика вдруг выросла. Произошло это как-то очень резко и, похоже, навсегда. Я в своей жизни ощущала себя взрослой крайне редко, и, даже в нынешние двадцать восемь, легко могла полезть на дерево за воланчиком от бадминтона. Вика же, лет, эдак, с двенадцати, чувствовала себя "леди", и не занималась глупостями. Она корпела над учебниками, когда я вместе с дворовой сявотой вдохновенно осваивала гитару. Активно участвовала в правильно направленной самодеятельности школы, когда я набирала на машинке философские трактаты своих талантливых друзей-диссидентов. Мы обе хорошо учились, но для неё это являлось сознательно взятым, твердо удерживаемым рубежом, а для меня случайной, шаткой победой, которая и радости-то особой не приносила. В общем, на определенном этапе мы стали абсолютно разные.
Перед глазами почему-то частенько всплывала одна из мимолетных встреч с Викторией того времени.
– Привет, соседка, – совсем уже взрослая Вика ловит меня за рукав ветровки на выходе из подъезда.
– Хай! – после школы я тогда говорила только на сленге. Вызывающе смотрю ей в глаза. Вика тогда уже вступила на "манекенную" тропинку: аккуратный макияж, строгая прическа, немецкий костюмчик… Скукотища…
– Слушай, а что это у тебя вчера играло всю ночь? – Вика несколько секунд шелестит дешевой плащевкой моего рукава, после чего брезгливо разжимает пальцы.
– О! – радостно оживляюсь я, всегда готовая поделиться с окружающим миром новыми находками, – Это группа "Аквариум"! Мировые ребята, такое чудят…
– Так вот, – Вика перебивает меня и нехорошо щурится, – Будь добра, слушай своих ребят в наушниках, а? Ты же знаешь, у нас очень хорошая слышимость, а мне, между прочим, надо заниматься…
Вика, не прощаясь, заходит в подъезд, постукивая каблучками импортных сапожек, а мне становится до слез обидно и за себя, и за группу "Аквариум", и за свои любимые советские кроссовки.
Вика блестяще окончила школу и поступила в Институт. Я, как раз в это время, пыталась создавать свою рок-группу. В Институте "активистка, красавица, спортсменка" Виктория считалась лучшей студенткой потока. … Меня окрестили совершеннейшей хулиганкой, чем и я, и мои родители втайне гордились. А потом, на третьем курсе, Вика заявила родителям, что беременна и выходит замуж…
Это была настоящая трагедия!!! Как выяснилось позже, страдала Викина мама абсолютно зря. Дочка блестяще вышла замуж. Я до сих пор считаю, что это был решающий момент для её будущей карьеры. Сам-то Виктор был обычным студентом-экономистом, но вот его родители… Но это стало понятно много позже.
На том же этапе Викторию не одобряли однокурсники, за её спиной шептались соседи, ночами плакала мама. Естественно, я не могла не проникнуться неподдельной симпатией к незаслуженно угнетаемой соседке. Тем более, что мои родители в то же самое время тоже вызывали всеобщие пересуды, правда, менее негативного характера. В их-то возрасте, в наше-то время, и вдруг решиться на такое… У нас с Сестрицей-Настасьей получилась восемнадцатилетняя разница. Вот тогда-то мы с Викой и сблизились по-настоящему. У меня как раз начался период первых серьезных отношений, разочарований и открытий, я всерьез советовалась с Викторией, тогда еще не понимая, что свою жизнь на чужом опыте построить невозможно. Вика же, несмотря на принадлежность к взрослым замужним дамам, или же именно из-за неё, остро нуждалась тогда в человеческом, не обремененном маской светскости, друге-собеседнике.