Я притормозил и спрыгнул на обочину. Отстегнув от рамы насос, присел возле велосипеда и стал делать вид, что подкачиваю колесо.

Незаметно осмотрел аэродром. Часть самолетов стояла в отрытых глубоких капонирах по краям поля, часть была замаскирована срубленными ветками на опушке леса. Насчитав до сорока самолетов, я прицепил насос и помчался догонять Пичкаря.

Быстро доехали до села Грушева и свернули влево, в сторону от главной автострады. Здесь дорога была пустынной. Одетый в удобную спортивную одежду, Вацлав все время маячил далеко впереди, и, чтобы не отстать от него, приходилось вовсю нажимать на педали.

Уже начинало вечереть, когда мы без всяких приключений, но порядочно взмокнув от гонки за таким лидером, как Вацлав, въехали в Ческу Тржебову.

Крупный железнодорожный узел с огромным депо и железнодорожными мастерскими определял облик города. На улицах то и дело встречались железнодорожники в темных форменных фуражках, тужурках и измазанных мазутом комбинезонах. Много было и немцев. Дважды встретился патруль полевой жандармерии, к счастью, не обративший на нас никакого внимания.

Нам предстояло сейчас же найти хотя бы одного из трех людей, имена которых нам сообщили в разведотделе штаба фронта, связаться с ним, проверить остальные связи, выяснить обстановку и возможности для работы в городе хотя бы одного из наших радистов.

Вот и нужная нам улица, ведущая на окраину города. Здесь живет один из тех троих — Габрман.

Выкрашенный в серый цвет небольшой красивый домик с нужным нам номером стоял в глубине садика. Оставив Вацлава с велосипедами, мы с Пичкарем подошли к решетчатой калитке. Она была заперта на замок. На невысоком бетонном столбике, рядом с металлическим ящиком для писем и газет — кнопка электрического звонка.

Мы позвонили. Из домика вышла пожилая женщина и направилась к нам по выложенной плитами дорожке. Mы вежливо приподняли шляпы и раскланялись.

— Могли бы мы видеть пана Габрмана? — спросил Пичкарь.

— А кто вы такие?

— Мы старые друзья пана Габрмана…

Женщина достала из кармана кофточки ключ, щелкнула замком и открыла калитку.

— Мой муж умер весной прошлого года, — вдруг тихо сказала она…

Дом второго нужного нам человека — Вацлава Фиалы — нашли быстро. Велосипеды поставили у специальной стойки. Вацлав со своим велосипедом остался ждать у следующего дома.

Мы с Пичкарем поднялись по лестнице на второй этаж. Позвонили. На площадку вышел сгорбленный, среднего роста мужчина лет пятидесяти. Поверх черной куртки на нем был надет клеенчатый фартук. В руках он держал прикрытое фанеркой ведро.

Разговор должен был вести Пичкарь, так как я мог выдавать себя за чеха только до тех пор, пока «по-чешски» молчал.

— Здесь живет Фиала Вацлав? — начал он.

— Я Вацлав Фиала, — буркнул человек в фартуке. — В чем дело?

— Мы пришли к вам по важному делу, — продолжал Пичкарь.

— По какому делу? Кто вы такие? — подозрительно оглядывая нас, продолжал Фиала.

— Видите ли, дело очень серьезное, — уклонился Пичкарь от ответа. — Может быть, зайдем в комнату?

— Что вы хотите? Говорите здесь, — отрезал Фиала. — У меня нет времени.

— Мы пришли, — понизив голос, заговорил Пичкарь, — мы пришли передать вам привет от Лаушмана, который помнит вас по работе в Жупе и по вашим статьям в «Чешском обозрении».

Фиала поставил ведро на пол и внимательно посмотрел на нас.

— Никакого Лаушмана я не знаю, — так же тихо сказал он.

— Но Лаушман говорил, что вас отлично помнит, и посоветовал обратиться к вам.

Фиала вытащил из кармана платок и, вытерев вспотевшие лоб и шею, заглянул вниз через перила лестницы. Затем, захватив свое ведро, предложил нам идти за ним вниз.

Вышли на улицу. Здесь я, попросив Фиалу и Пичкаря подождать минутку, подошел к ожидавшему в сторонке Вацлаву и попрощался с ним. Он вскочил на велосипед, включил фонарик и понесся вниз по пустынной улице.

— Кто это был? — тихо спросил Фиала, когда я подошел.

— Это наш товарищ, — шепнул Пичкарь.

Фиала провел нас в глубь двора. Там он открыл ключом дверь одного из кирпичных сарайчиков и пригласил нас войти туда. Я молча, жестом предложил хозяину войти первым. Фиала понят, вошел сам и, пропустив затем нас, плотно закрыл дверь.

— Лаушман представляет себе, что здесь все по-прежнему, — вдруг торопливо и раздраженно заговорил Фиала. — Он не знает, что такое гестапо. В Тржебове кругом кишат агенты. Работа невозможна. Уходите. Я не могу оказать вам никакой помощи, — он даже потянулся к выключателю, чтобы погасить свет.

— Подождите! — остановил его Пичкарь. — Устройте нас хотя бы на ночь. Не можем же мы ночевать в поле под дождем.

— У меня это невозможно, — заявил Фиала, не объясняя причины. — Я могу отвести вас к своему другу — там переспите спокойно.