— Милая, некоторых вещей я не могу объяснить.

— Я действительно беспокоюсь за твой желудок, — сказала Ди чуть позже. Она вернулась в гостиную с подушками и красными простынями в цветочек, неся все это на выпирающем животе. Похоже, она абсолютно нормально принимала новое состояние своего тела или просто привыкла к этому. Я смотрела, как она ловко раскладывает диван и застилает его простынями. Через пять минут Ди исчезла в поисках второго одеяла, а я скрутилась на не застеленном до конца диване в позе эмбриона, держась за живот.

— Мне так неудобно из-за твоего самочувствия, — сказала Ди, возвращаясь в комнату со стеганым ватным одеялом.

Мой желудочно-кишечный тракт, обычно прекрасно сбалансированный бактериями и пищеварительными ферментами, не мог справиться с чересчур обильным обедом, который я в него запихала. Раздутый закупоренным внутри газом, мой бунтующий кишечник выдавал такую перитонеальную боль, что мне не оставалось ничего другого, кроме как лежать, свернувшись калачиком.

— Это была прекрасная еда. — Я вздрогнула, сообразив, что Ди стоит надо мной с развернутой простыней. — Ой, я сейчас подвинусь…

Я медленно села, держась за живот, чтобы беременная женщина могла закончить стелить постель.

— Ты уверена, что не хочешь пепто-бисмола? — спросила Ди, встряхивая простыню, которая вздулась парусом, а потом медленно спланировала на поверхность дивана.

— Нет, нет. Мне скоро станет лучше, правда, — сказала я, делая неуверенную попытку заправить угол простыни. Удивительно, но для человека в ее положении, когда обязательно уменьшается емкость легких, Ди ни капли не задыхалась. Интересно, ездит ли она на велосипеде в Амстердам или они вместе с мамой занимаются йогой?

— Значит, это был Винсент Оорспронг, — сказала я.

— Мы расстались. — Ди бросила подушки поверх простыней.

— О!

— Больше месяца назад.

— О…

— Вот еще одеяла, если ты замерзнешь.

Она отвернулась в тот самый момент, когда меня скрутил очередной приступ боли, поэтому мои слова прозвучали скорее как стон, а не как вопрос:

— Кто… будет… принимать… твои роды?

Ди остановилась и медленно повернулась в мою сторону.

— Что?

— Кто… будет… принимать… Кто твой доктор? — глотнув воздуха, повторила я вопрос. Мой живот издал странный звук, похожий на шорох волны, набежавшей на берег.

— У меня нет врача. Тебя что, тошнит? — обеспокоенно спросила Ди. Она даже потянулась за мусорной корзиной.

— Я в порядке. Я правда в порядке, — сказала я, вздрогнув. — А когда твой срок?

— Рожать? — Ди задумчиво посмотрела на свой живот. — Не знаю.

— Как не знаешь? — воскликнула я, не веря собственным ушам. — Когда у тебя была последняя менструация?

Ди посмотрела на меня и засмеялась, словно мои слова были чем-то неприличным.

— Я действительно понятия не имею!

И она оставила меня в одиночестве, а я заползла на диван, стараясь сдерживать газы и думая о том, что мои боли при метеоризме не могут сравниться с болью при родовых схватках. Как, черт возьми, Ди намеревается рожать этого ребенка? Хотелось бы знать.

Мои мысли переключились на маму, ведь ей за один раз пришлось рожать двоих детей. Я не могла понять, счастье это или проклятие.

В гостиную вошла Алисия, явно недовольная перспективой провести ночь на одном диване со мной. Выглядела она так, словно не хотела разговаривать, но не могла сдержаться.

— Здесь воняет, — заявила она.

— Прости, — пробормотала я. Я не была уверена, стоит ли спрашивать ее о том, все ли с ней в порядке, да и не знала, как заставить ее признаться, что не все. Вместо этого я продолжила разговор: — Я спросила у Ди, когда ей рожать, но она ответила, что не знает. Она выглядит так, словно может разрешиться в любой момент, но ей до этого даже дела нет!

— А-хха, — зевнула Алисия, как попало сгребая одеяла и заворачиваясь в них.

— Как ты думаешь, она вызовет повивальную бабку или решит лечь в больницу? — спросила я. — Она принимает витамины для беременных?

Спустя несколько секунд Алисия резко ответила:

— Понятия не имею.

— А как насчет Роксаны? Она сама обращается к врачам? Знаешь, я думаю, что ей следовало бы пройти обследование и сдать кое-какие анализы, чтобы проверить работу печени. И ультразвуковой…

— Мне насрать, — ответила Алисия, отворачиваясь к стене. — Моя мать лесбиянка.