Шрифт:
Под конец урока Петька наказан уже не один: Корякин дернул за волосы Черемушкина, тот закричал. Батюшка, не разобравшись, в чем дело, поставил на колени обоих.
— Ты не дергай за волосы, а ты не ори! — рассудил он.
Урок кончен, и батюшка затянул «царю небесный», а за ним, немилосердно перевирая слова, загудел и весь класс.
Наконец-то Петьке можно встать и расправить затекшие ноги. Против батюшки у него нет особой злобы: «Знамо, ржать нельзя!» Но против бога в глубине души у Петьки вырастает неприязненное чувство. «Зачем он такой… невидимый? — с усилием доводит до конца свою мысль Петька. — Вездесущий, всемогущий, а прячется… Сел бы на высокую гору, чтоб со всей земли видно было и всякий знал, что это бог. А то три лица, и ни одного не видно! И везде находится, везде сидит…»
ГЛАВА IX
Началась страстная неделя [40] . Школу распустили на весенние каникулы, но ученики обязаны говеть [41] , и Петька ходит в церковь. Ему не нравится великопостная служба, потому что певчих нет, а попы причитают так однообразно и жалобно, что становится невыносимо скучно. К тому же очень трудно стоять неподвижно. От этого устаешь больше, чем от колки дров.
40
Страстная неделя — Последняя неделя перед весенним церковным праздником пасхой, во время которой, согласно евангельской легенде, Христос испытывал страсти (страдания), будучи распят на кресте.
41
Говенье — Один из обрядов православной церкви, подготавливающий верующих к таинству исповеди. Во время говенья, в частности, запрещается есть мясо.
И так каждый день — сначала ранняя обедня, потом вечерняя служба. И Петьке кажется, что страстная неделя никогда не кончится.
Но наступает великий четверг. Вечером читают двенадцать евангелий [42] . Прихожане, приодетые, торжественные, стоят с зажженными свечами, и оттого в церкви необычно празднично.
Петька готов стоять хоть до самого утра. Но двенадцать евангелий — не шутка, и уже после трех колени мальчика сами собой подгибаются. Его не развлекает и горящая свеча, которую он держит в руке. Теперь она доставляет ему одно беспокойство. «Как бы кого не закапать воском, не подпалить! — думает Петька. — Хоть бы скорей кончилась эта проклятая служба!»
42
Вечером читают двенадцать евангелий. — Общее название двенадцати книг, повествующих о жизни мифического Христа.
Удары большого колокола отбили число прочитанных евангелий. И Петька с тоской убеждается, что не дошли еще и до половины. Утомление настолько сильно, что торжественное настроение бесследно исчезает, и все более и более растут нетерпение и скука. Петька с завистью смотрит на Ваньку Рязанова [43] , который совсем не скучает. Ванька дергает за косы девушек, вкатывает им в волосы шарики из мягкого воска и капает горящей свечой на их платье. Он то и дело ныряет с места на место, не обращая внимания на шипение и толчки прихожан.
43
Ванька Рязанов. — Школьный товарищ Петьки, работающий впоследствии вместе с ним на заводе Курбатова. Умер от чахотки во время пребывания Заломова на Урале в 1898–1899 годах.
Федька Черемушкин нарочито усердно крестится и низко кланяется, прожигая при этом свечой одежду впереди стоящих. Когда черный цвет материи жертвы становится коричневым, он переходит на другое место, снова усердно молится и снова воровато подпаливает кому-нибудь спину. Петька, тяжело вздыхая, упорно стоит на месте, хотя ноги уже онемели от усталости. Но он привык к тому, «чтобы все было без обману», и потому не идет даже на церковный двор, где для развлечения можно немного подраться.
Попами Петька особенно недоволен: «Надо им сразу читать двенадцать евангелий? Тянут как кобылу за хвост. И чего они по сто раз повторяют: «Господи! Господи!» Ну сказали раз, и будет. Чай, бог-то не глупый! Он, может, спать лег али ужинает, а тут как под руку костят! Собака и обозлится, ежели ее сто раз кликнуть!»
Петька представляет себе, как попы по всем церквам кричат: «Господи! Господи!», и ему становится жалко несчастного бога.
Служба кажется бесконечной.
Но вот колокол торжественно бьет двенадцать раз, служба подошла к концу, и толпа радостно зашевелилась. Попы и дьячки еще что-то поют, но их уже никто не слушает, — все спешат поскорее выбраться на волю. Тяжелая повинность богу отбыта.
На улице шумно, весело.
Все стараются донести до дому зажженные в церкви свечи, которые озорные мальчишки тушат.
Ванька Рязанов хохочет от восторга:
— Я на одну свечку кы-ых дыхнул! Дык у барышни аж глаза вылезли от злости. Я, говорит, тебе, чертенок, все уши оборву! А я ей: «Ты не злись! Каяться приходила! Ругаться грех!» Зашипела и отвернулась. Крестится, а у самой со злости вся рожа перекосилась.
— А я четыре пальта прожег! — гордится Черемушкин. — На одном даже дырка сделалась…
— Поймают! Дадут тебе дырку! — с некоторой долей восхищения говорит Петька.
— Ничего не дадут! Я скажу: «Рази я нарошно! Прости, ради Христа!»
Трое приятелей дружно хохочут.
— А ведь грех! — подзадоривает Петька.
— Знамо, грех! — подтверждает Ванька. — Да ведь мы покаемся! Бог простит!
— Бог-то простит, а вот как отец узнает. Выпорет!
— Мой-то отец? Он никогда не порет! Только хохотать будет!
— А если нажалуются?
Ванька смеется:
— Жаловались! Отец как зачнет кричать: «Голову оторву, своими руками задушу! Зарежу!» А когда уйдут, схватится за брюхо и ржет. А ты говоришь, выпорет! Он у меня веселый! Когда на заводе Васька Пузырь напился и заснул, он стащил с него штаны и выкрасил ему задницу суриком. Дык весь завод чуть не помер со смеху.