Приговор обжалованию не подлежал, и бросили меня на планету в глубокий океан, а когда я выбралась из соленой пены на пляжный песок, мне вдруг показалось, что все это когда-то было; что жила когда-то здесь, что знаю людей, понимаю их язык; что все их дела земные мне когда-то были знакомы, что любила их и ненавидела, что пела их песни и всерьез мечтала об их будущем.

Я не умела ходить. Люди взяли меня на руки и понесли, а когда выбились из сил, сели вокруг и разожгли четыре костра.

— Кто ты? — спросили они.

— Я человек, — ответила я, и первый костер погас. — Творение взбесившейся природы, — но первый костер уже не возгорелся.

— Зачем ты появился здесь?

— За счастьем и покоем, — ответила я, и погас второй костер. — Меня приговорили к жизни, не я писала ваши законы, — но второй костер уже не возгорелся.

— Зачем ты живешь? — спросили они.

— Чтобы радоваться жизни и приносить радость вам, — ответила я, и погас третий костер. — Затем, что успела привыкнуть к ней, прежде чем поняла, как она бессмысленна. Затем, что не хочу никому причинить боль своим уходом. Затем, что есть у меня отчаянная надежда хоть на один шаг приблизить вас к будущему, — но третий костер погас и больше не возгорелся.

— Почему ты не боишься смерти? — спросили они, прежде чем погас последний костер.

— Потому что мы с ней знакомы и очень похожи друг на друга.

Глава дополнительная к фантастической

Ир. Ириада. Персонаж об авторе: «Утренняя хроника».

1. Она проснулась в первый раз без четверти двенадцать. В окно ярко светило солнце и звонил телефон.

2. Она посмотрела на телефон. Он ей не понравился. И она заснула опять.

3. Она проснулась второй раз в двенадцать часов. В окно ярко светило солнце. Она сняла куртку, нащупала под диваном чайник и выпила половину. Заварка зашевелилась. Она выплюнула на пол надкушенного таракана. Очень сморщилась.

4. Она лежала на диване еще двадцать шесть минут, а в окно ярко светило солнце. Ей было плохо.

5. Она велела мне включить телевизор и убраться из ее жизни. Потом выпила вторую половину чайника. Ей было очень плохо, и она пролежала на диване до программы «Здоровье».

6. Она сняла ботинок, прицелилась в меня, но промахнулась. Я принес ей банку маринованных огурцов, которую она спрятала до праздников, потому что ей было очень плохо.

7. Она съела огурец и стала пить рассол.

8. Пока она пила рассол, я забрал у нее второй ботинок. В окно ярко светило солнце и по телевизору шла программа «Здоровье».

9. Она ушла в ванную, закрыла за собой дверь.

10. Она вышла из ванной в четырнадцать часов пятнадцать минут, сказала, что ненавидит меня, что я искалечил ей жизнь, что есть много чего такого, что она никогда мне не простит, но я все равно не пойму. Она сказала, что у меня нет мозгов и это заметно. Потом легла на диван, стала смотреть в потолок и злиться, а в окно ярко светило солнце.

11. В три часа она должна была ехать в библиотеку, и она поехала в четыре часа.

12. До библиотеки она не доехала, потому что подвернула ногу на лестничной площадке, психанула, велела мне снова включить телевизор и убрать с пола посуду. Она легла на диван и накрылась с головой одеялом. А за окном уже не светило солнце, за окном шел дождь.

13. Так был прожит очередной бесполезный и бездарный день ее жизни.

Глава очередная — ностальгическая

«Итак, боги, подражая очертаниям Вселенной, со всех сторон округлой…создали сферовидное тело, то самое, которое мы именуем головой… так вот, чтобы оно не катилась по земле, всюду покрытой буграми и ямами, затрудняясь, как тут перескочить, а там — выбраться, они даровали ей вездеходную колесницу. Поэтому тело стало продолговатым и по замыслу бога… произрастило из себя четыре конечности, которые могло вытягивать и сгибать; цепляясь ими и опираясь на них… Найдя, что передняя сторона благороднее и важнее задней, они уделили ей больше подвижности… на этой стороне головной сферы поместили лицо, сопрягли с ним все орудия промыслительной способности души».

О них пойдет речь.

Утро мое скорее походило на минное поле, чем на обычное утро. Мина (с часовым механизмом) взорвалась в половине седьмого и верещала на всю квартиру отвратительным металлическим звоном, пока не угодила под подушку и не оглохла там от собственного воя. Ировы часы приобрели свойство тащить за собой время. Достаточно было перевести стрелку на круг вперед или назад, чтобы перепрыгнуть непрожитый день или вернуться в прошлое. Но, освободившись от пластыря, они пускались вход на необыкновенных скоростях. Я не успевала за ними жить. И когда скорость протекания суток стала приближаться к оборотам электродрели, я оторвала стрелки. Теперь они ходили сами по себе и «били в колокола» когда хотели.