Шрифт:
"Однако, - говорит Букя, и в голосе его звучат ноты искреннего сочувствия, - памятник, о котором мечтала его маленькая дочка, город ему поставил. Очень красивый памятник".
Мы долго молчим.
Потом я спрашиваю: "Что такое человек, Букя?"
Букя отвечает: "Человек - это иллюзия для создания иллюзий, снабженная механизмом агрессии, направленным против себе подобных, и вследствие этого уникальная. Гениальное, но ошибочное направление развития. Он скоро добьется своего".
"Чего добьется?" - спрашиваю я.
"Устранит самого себя из этого мира.
– Букя улыбается, ему в голову пришла забавная мысль.
– Без человека мир был бы вполне сносен", - объясняет он.
Я хватаю камень и хочу бросить его в Букя. Но камень чересчур тяжел, он падает мне на ногу.
"Даже самый лучший мозг, - говорит Букя, насмешливо или задумчиво, трудно разобрать, - все-таки страдает от человеческого, пока он еще связан с телом. Только чистый мозг был бы совершенно свободен от аффектов. Подумай-ка, ведь у него нет семьи, он не принадлежит ни к одной национальности, ни к одной расе, ни к одному классу, он был бы воплощением чистого разума. Ведь это твоя цель!"
Он прав, но я не хочу с ним соглашаться. Пока я человек, я с ним не соглашусь.
"Человек только в том случае является человеком, если он старается преодолеть в себе низменное!" - кричу я.
"Браво!" - раздается чей-то голос: охотник в зеленом костюме идет к нам по лужайке. Я узнаю его, это тот самый писака, который на визитных карточках и на почтовой бумаге именует себя поэтом.
"Браво!
– повторяет он и усаживается против меня на большой камень.
– Человек действительно достоин звания человека лишь в том случае, - говорит он взволнованным, но менторским тоном, - если он помогает человечеству подняться на свою собственную ступеньку, причем сам он всегда должен карабкаться на ступеньку выше".
Он задумывается, можно ли в данном случае употребить слово "карабкаться" и достаточно ли точно оно отражает его мысль, потом кивает: да, карабкаться, потому что это слово выражает и напряжение, и стремление вверх.
Он прислоняет к камню свое отделанное серебром ружье, достает из кармана зеленой шерстяной охотничьей куртки синюю записную книжку величиной с осьмушку листа - в такие школьники обычно записывают слова - и заносит туда свою мысль.
"Дорогое ружье", - говорю я.
"Пушка, - поправляет он, - у нас говорят: пушка, когда..."
Меня не интересует, как называются различные механизмы, предназначенные для убийства, и я спрашиваю его: "Вы любите ходить на охоту?"
"Охотиться", - поправляет он и заканчивает процесс фиксирования в записной книжке своей мысли.
Я слышал, что люди, которые постоянно заносят свои мысли или зачатки мыслей в записные книжки, либо обладают плохой памятью, либо относятся к себе с очень большим почтением. Мне интересно, к какой категории принадлежит он. Он замечает мое любопытство и неверно его истолковывает.
"Конечно, такая тетрадочка может потеряться, - объясняет он.
– Есть клептоманы, ворующие мысли, существуют и страстные коллекционеры подобных записей. Например, недавно на одном аукционе четверть миллиона выложили за автограф Софокла. У меня уже сто тридцать семь тетрадей, полных мыслей".
Он смотрит мимо меня вдаль, вероятно умножает четверть миллиона на сто тридцать семь. Результат его удовлетворяет, он улыбается и рассказывает: дома я записываю свои мысли на магнитофон, так они будут сохраннее.
Я беру в руки отделанное серебром ружье и повторяю свой вопрос: "Вы любите ходить на охоту?"
"Я очень люблю охотиться", - отвечает он, и я замечаю, что от волнения он начинает косить.
Почему?
Он поворачивается к Букя и подзывает его хорошо заученным, еле уловимым жестом. "Как зовут вашего слугу?", - спрашивает он.
Вместо меня отвечает Букя: "Кшук".
"Кшук, - повторяет охотник, - это звучит очень по-восточному", - говорит он мне или себе. Он обращается к Букя: "Принеси мне стакан воды".
Букя застывает в лакейской позе. "Водки?"
"Я сказал: воды, - резко повторяет охотник и вновь обращается ко мне: - Вы знаете, у меня аллергия к этой теме, я терпеть не могу всю эту однообразную болтовню о капитализме. Разумный предприниматель сегодня так же мало похож на эксплуататора, как ремесленник средневековья, когда царили патриархальные нравы. Дело в характере человека".
Букя приносит воду.
"Болтовня от постоянного повторения не становится правдой", - говорю я.