Зафырчала машина. На сей раз со стороны поселка появилась вишневая «девятка». Она неторопливо подкатила к воротам.

Лейтенант выглянул в окно. Из машины приветливо улыбнулась Оксана Мотыльская. Капитан отложил игрушку и сказал своему помощнику:

— Давай пропускай ее! Не канителься. Это ж не грузовик.

— Вроде проверить положено… — промямлил лейтенант, но нажал кнопку. Ворота с лязгом отодвинулись, и «девятка» выкатилась к шлагбауму. Сержант вышел, поглядел доверенность на управление машиной, подписанную Ларисой, пропуск и паспорт Оксаны.

— Добрая у вас родня, — заметил он, — машину доверила.

Добрая-то добрая, — вздохнула Мотыльская — я так с ней поговорить хотела, а как к ней мужик приехал, так сразу предложила мне покататься часок-другой.

Се ля ви, сказал милиционер, разводя руками проезжайте. Смотрите, осторожней катайтесь!

Шлагбаум подняли, и «девятка» прошуршала шинами мимо постового. «Уверенно ведет, — отметил про себя сержант, — по-мужицки».

— Девятка» скрылась с глаз долой, вывернула на главную дорогу, с хорошей скоростью промчалась по шоссе километров двадцать, а затем свернула на проселок и запылила по гравию в сторону леса. Успешно разминувшись с трактором, который волок прицеп, загруженный сеном, Оксана проехала еще около километра по проселку, а затем свернула с гравия на узкую просеку. По этому не самому лучшему для холеной «девятки» пути она прокатила еще метров двести и остановилась. Убедившись, что вокруг никого нет, девица перебралась на заднее сиденье, где стояла ее спортивная сумка.

После этого началась серия маленьких чудес. Для начала Оксана аккуратно стянула с головы свою темную короткую прическу — точнее парик, ее изображавший. Выяснилось, что в натуре она — длинноволосая яркая блондинка. Из спортивной сумки явились на свет джинсы, голубая майка, шапочка-бейсболка и кроссовки, а также маленький оранжевый рюкзачок. На их место в сумку отправились летнее платье оранжевых тонов и светлые босоножки с острыми и длинными каблучками. После этого туда же отправились накладные ресницы и карие контактные линзы. Затем Оксана достала из сумки полиэтиленовую бутылку с водой, смыла с лица макияж. Сняв с помощью растворителя перламутровый лак с длинных острых ногтей, Мотыльская наскоро их остригла. Наконец она вынула из бокового кармашка сумки паспорт и пропуск в закрытый поселок, посмотрела на паспортную фотографию, глянула для сравнения в зеркало, а потом изъяла изо рта несколько латексных пластинок, после чего ее лицо заметно поменяло форму, потеряв округлость. Выудив из джинсов зажигалку, Оксана подпалила документы и дождалась, пока они полностью не обратились в пепел, который она тщательно растоптала. Аккуратно протерев тряпочкой баранку, ручной тормоз, рукоятки дверей, Оксана с рюкзаком и сумкой двинулась по просеке пешком.

Через полсотни метров просека вывела к мостику через небольшую, но глубокую речку. Подобрав на берегу пару увесистых булыжников, Оксана положила их в сумку и с недюжинной силой швырнула в омут. Затем сняла с руки маленькие часики — возможно, даже золотые — и кинула туда же. Вместо них она нацепила очень дешевые пластмассовые, электронные.

Глянув на эти часики, Оксана недовольно тряхнула головой, закинула за спину тощий рюкзачок и побежала бегом. Как видно, бегать кроссы для нее было не впервой. Сперва она пробежала еще сто метров по просеке за мостом, а затем свернула на малозаметную боковую тропинку и побежала под уклон, петляя между деревьями. Еще пять минут — и Оксана выбралась на оживленную асфальтированную дорогу метрах в ста от автобусной остановки, где уже толпилось человек двадцать пассажиров. Ждать пришлось минуты две, не больше. Потертый и помятый, не очень понятного цвета автобус, приняв в утробу еше два десятка человек, включая Оксану, поскрипывая и вибрируя, покатил дальше и через полчаса остановился у железнодорожной станции маленького районного городка. Пассажиры, многие из которых были с чемоданами и сумками, заторопились к выходу, намереваясь, опередив конкурентов, встать в очередь за билетами. Те, у кого билеты были куплены загодя, — а к их числу, как ни странно, относилась и Оксана, — расселись по лавочкам дожидаться поезда.

По расписанию он должен был прийти в 19.50 и стоять 10 минут, но пришел с опозданием, и время стоянки немного сократили.

— Граждане! — перекрывая галдеж тех, кто торопился залезть в вагон, заорала здоровенная проводница. — Вместе с билетами паспорта предъявляйте! Без паспортов не сажаем!

— Шамиля Басаева боятся… — отметил кто-то дошлый.

Опять-таки по удивительному стечению обстоятельств, помимо сожженного, у Оксаны Мотыльской оказался второй паспорт. На нем, как ни странно, была приклеена фотография той самой блондинки, которую представляла собой Оксана в настоящий момент. Впрочем, ни о какой Оксане в паспорте не упоминалось. Согласно этому запасному паспорту, в Москву уезжала гражданка Кулагина Елена Петровна…

С круглого стенда в подвал, где располагалась сауна областного общества охотников, глуховато долетали нечастые выстрелы.

Когда распаренные, завернутые в простыни, Иванцов и Черный вышли в предбанник, у диванчика-уголка их ожидал низенький полированный столик. На столике на просторном блюде горкой лежали красно-кирпичного цвета отварные раки. С ними соседствовало другое блюдо — с крупными розовыми креветками. Тут же стояли две высокие, немецкого производства, фарфоровые пивные кружки, каждая объемом по литру, тарелка с черными просоленными сухариками. Банщик Митя, увидев, что гости уже вышли, торжественно подкатил к ним нечто вроде сервировочного столика, на котором стоял жестяной поддон, где, обложенный льдом, лежал небольшой двадцатилитровый дубовый бочонок с пивом.

— Молодец! — похвалил Митю Виктор Семенович, тяжко оседая на диванчик. — Плесни себе кружечку!

Митя с готовностью нацедил себе густого темного, почти черного напитка, погрузил усы в коричневатую пену и с наслаждением ее осушил, смакуя пиво мелкими глотками.

— Ледяное! — доложил банщик, жмурясь от удовольствия. — Не спешите, Виктор Семеныч, надо аккуратненько, чтоб горло не застудить.

— Ладно, — отмахнулся прокурор. — Отдыхай! И чтоб в течение часа никого не пускать. Никаких дел и звонков. Даже если скажут: «срочно». Могу я в воскресенье спокойно пиво попить после бани? Уловил?

— Как всегда!

— Тогда брысь! Понадобишься — позовем.

Митя поспешил удалиться, а Черный заметил:

— Ты, Семеныч, мне сейчас Ивана Грозного напомнил. Я когда-то на зоне читал, что он своих холуев пиво и вино заставлял пробовать, чтоб не отравили.

— Я тоже про это читал. Потому и Митьку пить заставил. На Руси, запомни это, Володя, никогда и ничего не поменяется. Названия меняться могут, а сущность дела — нет.

— Ну уж! — недоверчиво произнес Чернов. — А когда царя скинули? А сейчас, когда всю вашу коммунячью звездобратию поразогнали?