— Что за символ?

— Символ Тиваза, бога лесов. Голова козы. — Атрет наклонился к девушке. — И вдруг статуя Артемиды начинает гореть. Жар настолько нестерпимый, что я убегаю прочь. Стены начинают рушиться, храм падает, и от него остается только несколько камней.

Хадасса коснулась руки Атрета.

— И что дальше?

— Все снова погружается в темноту. Я иду, хочу найти что–то вечное, незыблемое, и вот я вижу перед собой какого–то скульптора. Перед ним стоит сделанная им статуэтка, мое изображение. Она похожа на те, что продаются на рынке возле арены, но только эта настолько реальна, что мне даже кажется, будто она дышит. Скульптор берет молоток, и я знаю, что он собирается сделать. Я кричу ему, чтобы он не делал этого, но он одним ударом разбивает мое изображение на тысячи кусочков.

Весь дрожа, Атрет встал.

— Я чувствую боль, которую раньше никогда не испытывал. Я не могу пошевелиться. Вокруг себя я вижу свои родные места, лес, и я тону в болоте. Все, кто стоит вокруг меня, — отец, мать, жена, друзья — давно умерли или погибли. Я кричу, а они только смотрят, как я погружаюсь все глубже. Болото сдавливает меня, как та темнота. Но вот передо мной появляется какой–то человек, который протягивает мне руки. Его ладони в крови.

Хадасса наблюдала, как Атрет устало присел, откинувшись спиной к противоположной стене.

— Ты взял его за руку? — спросила она.

— Не знаю, — мрачно ответил Атрет. — Не помню.

— Ты проснулся?

— Нет. — Он медленно задышал, пытаясь говорить спокойно. — Еще нет. — Он закрыл глаза и судорожно сглотнул. — Я слышу крик младенца. Он лежит голеньким на берегу моря. Я вижу, что на него идет с моря волна, и знаю, что она его смоет. Я пытаюсь взять его, но его накрывает волной. И вот тут я просыпаюсь.

Хадасса закрыла глаза.

Атрет откинул голову назад.

— Расскажи мне. Что все это значит?

Хадасса молилась о том, чтобы Господь дал ей мудрости. Так она сидела довольно долго, склонив голову. Наконец, она подняла голову.

— Я не пророчица, — снова сказала она. — Толковать сны может только Бог. Но кое–что я, наверное, смогу объяснить точно.

— И что же?

— Артемида — каменный идол, и не более того. В ней нет никакой силы над тобой. Твоя душа понимает это. Наверное, именно поэтому горит ее статуя, а ее храм рушится. — Хадасса слегка нахмурилась. — Может быть, здесь скрыт и более глубокий смысл. Не знаю.

— А человек?

— Здесь как раз все ясно. Это Иисус. Я рассказывала тебе, как Он умер, как был пригвожден к кресту, как Он воскрес. Он протягивает к тебе Свои руки. Возьмись за них и держись. В этих руках твое спасение. — Она замолчала. — А вот ребенок…

— Я знаю о ребенке. — На лице Атрета отразились плохо скрываемые эмоции. — Это мой сын. Я думал о том, что ты сказала мне тогда, когда пришла в пещеру. Я посылал сообщить, что хочу взять ребенка к себе, когда он родится.

Заметив встревоженный взгляд Хадассы, Атрет резко встал и беспокойно зашагал по камере.

— Поначалу я подумал, что, если заберу его, это причинит боль Юлии. Но желание взять его к себе становилось непреодолимым. И я решил забрать его и вернуться в Германию. Я ждал, и вот, мне принесли весть. Ребенок родился мертвым. — Атрет издал смех, в котором было столько горечи. — Но это была ложь. Ребенок родился живым и здоровым. Она приказала бросить его в горах умирать. — Голос Атрета задрожал от слез, и он провел руками по волосам. — Я тогда сказал тебе, что даже если Юлия положит его к моим ногам, я отвернусь и уйду. Но именно это сделала она. Положила его на камни и ушла. Я возненавидел ее. Я возненавидел самого себя. Ты говоришь, что Бог смилостивился надо мной. Да уж, конечно, Бог смилостивился.

Хадасса встала и подошла к нему.

— Твой сын жив.

Атрет застыл на месте, глядя на нее сверху вниз.

Она дотронулась до его руки.

— Я не знала о том, что ты хотел забрать его, Атрет. Иначе я принесла бы его прямо к тебе. Пожалуйста, прости меня за ту боль, которую я тебе причинила, — Хадасса обессиленно опустила руку.

Атрет схватил ее за руку.

— Так ты говоришь, что он жив? Где он?

Хадасса помолилась Богу о том, чтобы все то, что она сделала, в дальнейшем было для людей Божьим благословением.

— Я отнесла твоего сына к апостолу Иоанну, и он передал младенца в руки Рицпы, молодой вдовы, потерявшей своего сына. Она полюбила его с того самого момента, как увидела.

Рука Атрета ослабла, и он отпустил Хадассу.

— Мой сын жив, — удивленно сказал он, и тяжесть боли и вины оставила его. Он закрыл глаза, испытывая невыразимое облегчение. — Мой сын жив. — Прислонившись спиной к стене, Атрет опустился на корточки, не в силах стоять на ногах. — Мой сын жив! — повторил он дрожащим голосом.