Они неслись по скоростной трассе, а из радио неслось классическое «Отель Калифорния». Рита прикурила новую сигарету от старого бычка и предложила ее Фрэнки. Та заколебалась. Последний раз, когда она курила, утоляя страстный никотиновый голод, Хью впал в ярость и заставил ее немедленно выбросить сигарету вон. Он терпеть не мог, когда она курила. Это воспоминание в некоторой степени вернуло ей самообладание. Что ж, и черт с ним совсем. Рита права. Она должна попытаться забыть Хью и заняться своей собственной жизнью — совсем новой жизнью, которая не имеет к нему никакого отношения. Смакуя внутренне это неизведанное еще чувство свободы, подхваченная порывами влажного ветра, который развевал ее волосы, она взяла сигарету, с вызовом вставила ее в рот и глубоко затянулась. Просто непередаваемое наслаждение.

Рита наградила ее ободряющей улыбкой и начала тоненьким голоском подпевать радио. Потом крепко нажала на акселератор и начала на полной скорости обгонять огромный тягач с прицепом, который ревел и распространял вокруг себя волны выхлопных газов. Уворачиваясь в сторону, водитель тягача громко задудел, но Рита едва махнула ему веснушчатой рукой и, оставляя за собой шлейф из ярко-оранжевых искр, проследовала мимо, даже не притормозив. Фрэнки закрыла глаза, задрала ноги на крыло машины и отдалась головокружительной скорости и приливу никотина в крови.

Пачка сигарет была уже наполовину опустошена, а они все еще кружили по многочисленным поворотам дороги, ведущей в Лавровый каньон. Рита решила на пути из аэропорта домой показать Фрэнки сразу все достопримечательности Лос-Анджелеса, так что, когда они наконец повернули к дому, было уже совсем поздно. Стемнело, и Голливудские холмы погрузились в полную тьму, прорезанную разве что лучами от передних фар «Жар-птицы». Измученная и потерявшая всякое представление о времени, Фрэнки уже практически засыпала, когда Рита повернула на улицу Тихоокеанская Аллея, свернула на боковую дорожку и выключила мотор. Фары погасли, а вместе с ними и стереосистема. Наступила тишина. После рева машин на скоростной трассе и постоянной работы радио эта тишина казалась совершенно неожиданной: ее нарушало только ритмичное стрекотание одинокого сверчка.

— Ну вот мы и приехали, — подтянув ручной тормоз, сказала Рита и вылезла из машины.

По узкой бетонной дорожке она направилась к дому. С клеткой в руках, Фрэнки следовала за ней, стараясь не отставать ни на шаг. Она слышала, как Рита долго роется в своих карманах, потом шарит в сумочке.

— Черт, я забыла ключ, — пробормотала она сквозь зубы, потом произнесла громко: — Ну, ничего, сосед наверняка дома.

Но в ту же секунду, как только она собиралась постучать, дверь внезапно распахнулась настежь, и им в глаза ударил луч карманного фонарика.

— Стоять на месте! — раздался голос. — У меня оружие!

— Что? — подалась назад Фрэнки, ослепленная внезапным светом прямо в глаза.

— Я вооружен, и мой палец на спусковом крючке! — Голос был низким и грубым.

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, что это ты там затеял? — Казалось, Рита захлебывается от нетерпения и возмущения. Фрэнки с удивлением обнаружила, что в ее голосе нет даже признаков страха за свою жизнь.

Раздалось какое-то шарканье, потом лай собаки, потом фонарь был наконец потушен, и в прихожей зажегся нормальный верхний свет. Зрачки Фрэнки некоторое время привыкали к новому освещению, а затем перед ней предстала весьма своеобразная картина. Чуть в глубине стояла высокая мужская особь лет тридцати с небольшим, с головы до ног завернутая в леопардовый банный халат. В одной руке мужчина держал нечто, что было похоже на ружье, под мышкой другой руки у него была зажата маленькая собачка породы ши-тцу. Собачка отчаянно дрожала — точно так же, как и ее владелец.

— Господи Иисусе, у меня едва приступа сердечного не случилось! Откуда мне знать, что это ты? Я подумал, что лезут какие-то бандиты или что-нибудь в этом роде… — Голос его перепрыгнул на октаву вверх и вместо низкого трущобного рычания превратился в пронзительный визгливый крик. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вздохов.

Фрэнки стояла и смотрела, не зная, что делать в такой ситуации. К счастью, Рита сориентировалась гораздо быстрее.

— Черт подери, Дориан, ты напугал меня до смерти, просто идиот какой-то! — Она хлопнула его по плечу, как будто убивала комара. — И Фрэнки напугал, я думаю, не меньше. Ничего себе, приемчик тот еще для моей подруги, компаньонки по квартире и для твоей новой соседки!

Дориан открыл глаза и тут, словно впервые, заметил присутствие Фрэнки.

— Черт возьми, почему ты об этом сразу не сказала? — Бросив на пол собаку, которая тут же прошмыгнула между ног Риты и бросилась куда-то в темноту, он отложил в сторону ружье и схватил Фрэнки за руку. — Меня зовут Дориан, я счастлив с вами познакомиться. — К нему явно вернулось все его самолюбие, и он тут же превратился в обворожительного, гостеприимного хозяина, сияющего белозубой голливудской улыбкой. — Рита так много мне о вас рассказывала, но она никогда не говорила, что вы так прекрасны… Не правда ли, Рита?

Рита скосила глаза, а Фрэнки кротко улыбнулась. Дориан наконец отпустил ее руку и, затянув потуже пояс на своем халате, отступил в сторону и перестал заслонять им проход.

— Ну что ж, проходите, проходите… Не стоять же вам всю ночь на улице… тем более что уже так холодно. — Он выпятил грудь и позволил им войти. — Вносите поскорее в дом свои роскошные задницы…

В квартире Дориана царил полный кавардак: везде стояло хай-тек-оборудование, телевизоры, полки с разбросанным в беспорядке хламом, над камином висели гирлянды цветных лампочек, которые автоматически включались и выключались в каком-то прихотливо запрограммированном ритме. На самом видном месте стояла огромная, 1980-х годов, кожаная софа, рядом с которой располагался хромированный журнальный столик с черным матовым стеклом, заваленный долларовыми купюрами, на котором стояла переполненная пепельница в виде двух половинок женских грудей. От всего этого зрелища Фрэнки отшатнулась. Как будто ее занесло в запретные апартаменты «только для взрослых»: в аляповатый, полный китча и эклектики притон, представляющий собой полную противоположность минималистской, в бежевых и кремовых тонах, квартире Хью — аккуратно разложенные на диване подушки, стоящие в алфавитном порядке видеокассеты, — то есть всему тому, что ей очень нравилось.