Староста вздохнул, выволок кота из-под стула и заглянул ему в глаза.

– Ну что, Долголап? – с насмешкой спросил Гвим. – Что, наглая морда? Вот, оказывается, зачем ты ко мне тогда с угрозами пришел – моя женушка тебя надоумила! Все соки высосала, а все равно мало. И сестрица туда же… Ну теперь-то что об этом?

Кот сжался и хрипло мяукнул.

– Ладно, - смягчился староста. – Несладко тебе у них пришлось, да? Оставайся здесь, только под ногами не путайся. Я теперь Гвим, а ты тогда будешь Ильвом. Да, подходящее имечко – Ильв. За ухо-то прости…

Гвим Долголап бросил коту в угол старый плащ, потом для верности закрыл дверь на защелку и снова поставил на стол стопочку и графин.

ПОД ЧЕШУЕЙ

Он разговорился только после четвертой кружки яла – этот маленький, нелепый человек, рано увядший и усохший, словно у него и не было никакой молодости, словно из ребенка он превратился сразу в старика. Мы с Матти думали, что он станет жаловаться на женщин: подобные ему всегда так поступали. Но незнакомец за трактирным столиком стал повторять одно слово – «Фрх», сначала шепотом, потом в голос.

– Фрх? – переспросил Матти. – Как будто змеиный язык. Это кто такой – дракон?

– Ядозуб, - ответил захмелевший человек. – Наш домашний ядозуб.

Теперь стало ясно, отчего он так часто смотрел под стол, на грязные половицы у своих ног – сказывалась привычка. Правда, редко кто привязывался к ядозубам: они все же не собаки, и характер у них не сахар. Посадить на цепь дом охранять – дело одно, а водить с собой на поводке – другое. Чего доброго, оттяпает от хозяина хороший кусок.

– Нет! – с жаром возразил незнакомец и налил себе пятую кружку, попутно расплескав полкувшина. – Они все… понимают. И порой лучше людей, да, лучше!

Когда я был совсем мал, отец частенько меня поколачивал. Да что там поколачивал – бывало, после бочонка-другого с топором по двору гонялся. Матушка его особо не сдерживала, уж очень любила: днем он ей оплеух наставит, а ночью она его сон стережет и радуется, что супружник ее живой, дышит. Так вот, когда отец сильно буйствовал, я прятался в будку к Фрху. Знал, что к ядозубу не полезет, боится. Там, в будке, запах такой был – как груда палых листьев осенью. Я разговаривал с Фрхом, потом прижимался к нему и засыпал. Ядозубы – они ведь теплые… Он меня не трогал и будто бы всегда слушал.

Рос я скорее в будке, чем в доме, и потому многого не знал. Например, того, что отец зельями и отзельями промышляет, порой тайными и самыми редкими. Понял я это лишь тогда, когда к нему заявились стражники: наш старый лорд был при смерти, и помочь ему могла особая исцеляющая мазь. У отца была эта мазь, но он решил, что самому нужнее. Он закрутил покрепче пузырек и заставил Фрха проглотить. Стражники весь дом перевернули, но, конечно, ничего не нашли. А из Фрха как-то тот пузырек… не вышел. Отец сказал: золото даже ядозубий желудок не переварит, а так сохраннее будет – тайник под чешуей. Если вдруг еще кто придет…

Потом прошло восемь лет, матушка уже почила. Фрх постарел, и у него выпал зуб, но его все равно держали из-за пузырька. Я уже не вмещался в будку, и потому ночевали мы с Фрхом в дровяном сарае – домой меня особо никто не звал. И вот однажды отец заболел, как-то мгновенно слег. Метался на кровати и все хрипел про мазь. Зарежь, повторял, эту зеленую тварь, и вытащи. А я не мог убить Фрха. Ну просто не мог – он-то со мной всегда рядом был. Пусть не разговаривал, но слушал, а когда я спал, будто накрывал хвостом.

Отец умер на следующий день; я его похоронил, как полагается, рядом с матушкой – теперь им друг от друга никуда не деться. Дом продал, и мы с Фрхом пошли бродить. То тут жили, то там, но нигде не задерживались. Странно нам было среди людей. А потом и его не стало. Три года уж прошло…

Незнакомец замолк и уставился в свою кружку. Мы с Матти ждали. Наконец, мой друг не выдержал:

– Так сохранился у него внутри тот пузырек с мазью?

– А, - растерянно отозвался маленький человек. – Я как-то и не проверил.

Его рука скользнула под стол, и пальцы словно погладили чью-то тень, но там, конечно же, никого не было.

ОБ ЭТОМ НЕ РАССКАЗЫВАЮТ

Представление уже закончилось, зрители разбрелись кто куда, а Бохо никак не мог успокоиться. Он пыхтел и ходил кругами, потом стащил с себя деревянные доспехи и зашвырнул их подальше, процедив:

– Все, хватит! Пущу на колбасу!

Проходивший мимо Родрим положил руку ему на плечо.

– Да брось ты, не принимай близко к сердцу.