– В городе? – горько спросила Врранха и, замотав головой, прошипела: – Ненавижу людей!

– Придется смириться. Хотя бы с собой.

– Ты тоже их ненавидишь, верно? Может, такова твоя месть? Вырастить меня, привязать к себе и скалам, приучить засыпать под твое дыхание, а потом выгнать, словно собачонку? Смотреть, как я, поскуливая и хромая, ухожу прочь из своего дома…

Земля дрогнула под их ногами, на деревья легло облако пепла.

– Если бы я и вправду к тебе так относился, то оставил бы здесь, навсегда! Сделал бы тебя букашкой в капле янтаря. Наблюдал бы, как ты становишься старше и старше, как начинаешь метаться по сторонам в поисках какого-то смысла. Не давал бы уйти. Сотня шагов на север и полсотни на запад – вот размер твоей клетки. Ты бы старела, Врранха, и пускала свои стрелы мимо. Сослепу ела бы ядовитые ягоды и корчилась от боли. А потом… потом ты бы умерла. И перед смертью спросила: «Так и должно было быть?»

– Что бы ты мне ответил? – тихо спросила девушка.

– Я бы ответил, что все это время за лесом был город. Где жил мужчина, который тебя не нашел. Где стоит дом, что тебя не дождался. Где стремятся вдаль дороги – к морю, серебряным горам, старым замкам – те дороги, по которым ты уже никогда не пройдешь.

Врранха молчала. Какое-то время она сидела неподвижно, потом пальцы сами потянулись к охотничьей котомке.

– А если я заблужусь?

– Все идущие могут сбиться с пути. Все живущие могут умереть. Но и те, и другие в конце концов возвращаются. Таков порядок вещей.

…Маленькая фигура девушки затерялась между деревьями еще до захода солнца.

Он следил за ней до самого города, а потом вернулся за скалы. Он знал, что долго не осмелится показаться на глаза своим – пусть сначала все скроется, заживет. Даже природа считала слезы позором: они прожигали кожу и оставляли после себя грубые пересохшие устья. Но потом – когда-нибудь – шрамы зарастут чешуей. Так молодые деревья медленно скрывают уродливый овраг.

«Огонь должен стремиться вверх, – давным-давно говорил ему отец. – Из глотки прямиком в воздух. Не подпускай его вниз, к сердцу. Нам дано зажигать, но не тушить».

Люди умеют укрощать огонь. Они закидывают костры землей…

Старый дракон распластался на этой земле, мягкой и мокрой после дождя, и закрыл глаза.

ПОЙМАТЬ ЕДИНОРОГА

Я не видел его много лет и уже не думал, что когда-нибудь увижу. В памяти так прочно сидел былой образ – благородная седина, перстни на пальцах, расшитый золотыми нитями плащ, – что я едва узнал его в нищем оборванце, который бежал к охотничьему привалу и, размахивая руками, кричал:

– Единорог! Единорог!

Никто не обратил на него особого внимания – мало ли тут шляется странных типов, похожих на безумцев. Только один охотник лениво спросил:

– Что «единорог»?

– Единорог вышел из леса!

Раздался дружный хохот.

– Говорю я вам, гляньте вон туда!

Тот, кто соизволил повернуть голову, перестал смеяться. Вдали, на пригорках, и вправду маячило что-то белое.

– Лошадь – бесхозная, что ли?

– Там, поди, хозяин рядом.

– Какой хозяин? Там троп через лес отродясь не было. Заблудилась скотинка…

– Да никакая это не лошадь, – не унимался оборванец. – У него рог! Не верите – посмотрите сами!

Конечно, единорога сразу скинули со счетов, но живые лошади в этой глуши ценились не меньше мертвых тигров. Мужчины поднялись со своего привала и, прихватив веревки, направились к лесной опушке. Кто-то остался охранять пожитки, но я не был в их числе. Мне стало любопытно. Нищий сновал среди охотников, подпрыгивал, размахивал руками. На мгновение наши глаза встретились, и он отшатнулся. Не узнал, но почуял – как один маг другого. Я молча коснулся перстня на своей руке, и оборванец усмехнулся одним уголком губ – видимо, вспомнил.

Мы шли быстро, кто-то перешел на бег. И наконец увидели за редкими соснами белую лошадь с отростком на лбу.

– Неужто правда? – послышался изумленный шепот.

– Я же говорил! – торжествующе сказал нищий.

– А вдруг ты врешь? Сейчас умельцы на ярмарках кого только не показывают – и русалок, и дракоэльфов. Прилепили клык шерхата к коню – и все дела…

– Тсс, – шикнул охотничий голова и кивнул в мою сторону. – Что гвалт подняли? Среди нас волшебник, пусть он и скажет.

Я кивнул и вполголоса объявил:

– Да, это единорог.

Потом я долго спрашивал себя, смог бы я соврать ради него. Наверное, смог бы. Но не пришлось: перед нами действительно стоял чудесный зверь, у самой кромки Чаролеса. Я видел одного единорога в Эсмонде, и запомнил, как это – ощущать его силу всей кожей, чувствовать покалывание в пальцах от одного только взгляда золотистых глаз.

– Давай аркан, – одними губами сказал раскрасневшийся голова. – Хоб, ты подойди сзади.

Грузный Хоб с веревкой в руке принял охотничью стойку и почти что легко сделал шаг вперед. Но оборванец схватил его за рукав.