— Как она быстро выросла, — прошептал Боно, вглядываясь в ее черты, напоминавшие японцу характерные наброски портрета Эллен.

— Итак — ты отправишься учиться в Гейдельбергский университет. Дочь ученого должна иметь хорошее образование.

— Хорошо, отец, — оживленно ответила Магда, — мне здесь порядком надоело.

…После завтрака, одетый в клетчатые бриджи, со стеком в руке, сухощавый и маленький, как жокей, ловкий, как пантера, Боно Рито отправился в служебный обход своих обширных владений.

За последний год директорства, почувствовав свою власть, он все же оставался верен старым традициям и привычкам. Любовь к цирку он поставил теперь на службу расовой теории, собрав разношерстную плеяду старых дрессировщиков. Часть из них покинула арену по старости, остальные из-за страшных увечий, полученных во время неудачных дрессировок; многие были страшно уродливы. Они нашли тихое пристанище и работу в заповеднике, где они все занимали, однако, особую территорию и отнюдь не впускались в святая святых — лаборатории и специальные питомники, охраняемые с особой строгостью.

Предводителем и некоронованным королем дрессировщиков заслуженно считался месье Жако — француз, в прошлом — укротитель тигров. С ним произошла нашумевшая в свое время история: входя в клетку бенгальского тигра на глазах у тысячной толпы, артист почувствовал, что хищник разозлен и нервно хлопает по полу кольцеватым хвостом. Едва Жако протянул руку, приготовившись начать номер, огромная кошка когтистой лапой содрала с его лица, будто перчатку, кожу…

— Здравствуйте, месье Жако! Как поживаете? — поздоровался Боно Рито.

— Прекрасно! — ответил живой, зубоскалящий череп, для страшного представления одевший на глаза розовую, кожаную маску-очки.

Дрессировка прервалась. По треку бродили, опустив морды, унылые, полуголодные обезьяны.

Жако был незаменимый и непревзойденный дрессировщик; он подготовлял обезьян и собак для специальных и военных целей. Он был неумолим и беспощаден, не входил с животными ни в какие компромиссы. Когда он появлялся с бичом и начинал дресс, даже хитрящие обезьяны, чувствуя его превосходство, в точности выполняли все задания.

Одни — длинной вереницей носили дрова, складывали кирпичи, другие ездили на велосипеде.

— Выше! Выше голову! — кричал Жако зазевавшемуся велосипедисту-мартышке и кончиком длинного бича коснулся спины животного…

— Маки, Маки? — позвал Жако и подбежавшей обезьянке привязал тарелочную мину.

— Пиль!!!

Резвая Макки помчалась к макету деревянного танка. За обезьяной помчались овчарки, выполняя ту же работу, но гораздо чище, осмысленнее.

— Как вы думаете, для подрыва неприятельского танка, лучше использовать обезьяну или собаку? — спросил японец.

— Мое мнение вы знаете. Я всегда повторял, что для подобной операции собака более приемлема.

— Но для войны в тропиках обезьяна может сослужить гораздо лучшую службу, — возразил Боно Рито.

— Чем?

— Своей экзотичностью… Она возбудит интерес к себе со стороны экипажа и вернее доберется к цели, тогда как история с собакой уже известна и впервые применена японцами в этом году во время стычки на советской границе, — сообщил Боно.

— Благодарю вас за интересные сведения. Это мне не было известно.

— Я теперь слежу за всеми нововведениями в военной технике… Кстати, как идет дресс? — спросил директор.

— Нормально… Ваше задание проходит по учебному плану, без особых отклонений.

— Хорошо! Не буду мешать вам, месье Жако. До свидания!

— До. свидания, господин Рито!..

Боно Рито учил не только животных, но и дрессировщиков, действующих по одному, грандиозно задуманному и тщательно разработанному плану. Он остановился у второго трека.

Голодная, заморенная обезьяна протянула своему дрессировщику худенькую, волосатую руку за крошкой хлеба. Резким движением человек спрятал хлеб. Строптивое животное не сдавалось, отвернувшись, хитро делало вид, что его не интересует еда. Но голод мучил… Дрессировщик не звал и, казалось, тоже не замечал обезьянки…

Наконец, голод победил! Обезьянка подошла вплотную к человеку, первая ища сближения, заглядывая в глаза своему жестокому мучителю.

— Гип! Гип!

На этот раз, обезьяна сделала тройное сальто, уверенно протянула руку за хлебом и получила его.

— Гип! Гип!

— Как дресс? — спросил директор.

— Туговато. Эта обезьянка очень упряма, — ответил старик-дрессировщик.

— Больше терпения, господин Шпильман, более настойчиво обращайтесь с животными. Откиньте компромиссы и поблажки. Обезьяны чувствуют ваше доброе сердце. Жестче, пока они не сели вам на голову.