— Будет выполнено, мой император! — ответствовал Аксо.

На рассвете 12 июня Наполеон с высоты прибрежной кручи наблюдал, как войска переходили реку.

Он стоял в своей излюбленной позе, сложив на груди руки, выставив ногу и надвинув на лоб треуголку. Позади находились ближайшие его помощники: Бертье, Мюрат, Даву, Ней, генералы, адъютанты. Они негромко переговаривались, чтобы не потревожить Великого.

По трём сооружённым мостам тек бесконечный людской поток. Шагала пехота, катила тяжеловесная артиллерия, выбивала дробь о настил мостов кавалерия. Один батальон сменялся другим, за полком вступал новый полк, а по протоптанным к мостам дорогам уже подходила очередная дивизия.

Завидев императора, солдаты восторженно кричали «виват», размахивали киверами. Шагали французы и австрийцы, пруссаки и поляки, испанцы и итальянцы, швейцарцы, баварцы, саксонцы. Шла непобедимая «двунадесят языц» армия, равной которой по силе не было в мире.

Перейдя Неман, войска сливались, словно ручьи, в колонны и шли по дороге на восток.

— На Вильно! — слышались голоса. — Скоро будем в Вильно!.. И в Смоленске!.. И в Москве!..

Накануне Наполеон подписал приказ, который был доведён до войск:

«Солдаты! Вторая польская война начата. Первая кончилась во Фридлянде и Тильзите. В Тильзите Россия поклялась в вечном союзе с Францией и клялась вести войну с Англией. Она теперь нарушает свою клятву. Она не хочет дать никакого объяснения своего странного поведения, пока французские орлы не перейдут обратно через Рейн, оставляя на её волю наших союзников. Рок влечёт за собой Россию, рок её судьбы должен совершиться. Считает ли она нас уже выродившимися? Разве мы уже не аустерлицкие солдаты? Она ставит нас перед выбором: бесчестье или война. Выбор не может вызвать сомнений. Итак, пойдём вперёд, перейдём через Неман, внесём войну на её территорию. Вторая польская война будет славной для французского оружия, как и первая. Но мир, который мы заключим, будет обеспечен и положит конец гибельному влиянию, которое Россия уже 50 лет оказывает на дела Европы».

Никогда ещё не вторгалась на русскую землю сила, исчисляемая шестьюстами тысячами человек при полутора тысячах орудий. Им противостояла русская пограничная армия численностью двести тридцать тысяч защитников и девятьсот орудий. Она не смогла сдержать врага и отходила.

Всё, казалось, располагало французского полководца к доброму настроению: и ясное румяное утро, и успешно начатая переправа, и ликование солдат. Однако Наполеона не покидало необъяснимое и тревожное чувство. Оно вызывалось и досадными восклицаниями генералов, когда накануне он упал с коня, и многочисленными высказываниями приближённых в сомнительном успехе войны с Россией, и заклинаниями одного из его министров: «Император! Умоляю во имя Франции, во имя нашей славы, во имя вашей и нашей безопасности! Вложи те меч в ножны, вспомните о Карле Двенадцатом!»

«Несчастный! — мысленно ответил тогда Наполеон. — Я докажу, что французская армия не шведская. Кто устоит против неё, закалённой в грозных сражениях? И могут ли русские военачальники сравниться с моими многоопытными маршалами и генералами? В первом же сражении я нанесу поражение русской армии, а потом заставлю императора Александра подписать мир, который я, Наполеон, ему продиктую. Да, я знаю, что русская армия — грозная сила и одолеть её совсем непросто, но я готовился к войне, всё учёл и взвесил... Нет, я верю в свою звезду, верю в победу...»

С трудом пробившись на мосту через встречный людской поток, к холму, нахлёстывая коня, мчался всадник. Лихо соскочив, он подбежал к Наполеону:

— Мой император! Рад доложить, что нами взят город Ковно! Взят без боя! В нём не было ни одного русского солдата!

— Поздравляю, господа, с первой победой! — обратился Наполеон к свите. — Ковно пал, теперь очередь за Вильно.

— Так мы дойдём и до Москвы, — сказал кто-то, чтобы сделать императору приятное.

— Нет, до Москвы далеко. Мы разобьём русских ещё до Смоленска. Возможно, и ранее.

Имея превосходство в силах и учитывая разобщённость трёх русских западных армий, Наполеон свёл замысел разгрома сил неприятеля к частям. Прежде всего он решил разбить расположившуюся у Ковно и Вильно 1-ю армию генерала Барклая-де-Толли, потом нанести мощный удар по 2-й армии генерала Багратиона, открыв для победного марша решающее направление через Смоленск на Москву.

Генерал-лейтенант Николай Николаевич Раевский, вступив 31 марта 1811 года в должность командира 7-го пехотного корпуса, находился во 2-й Западной армии, которой командовал генерал Багратион.

Армия прикрывала минское направление, имея в своём составе 48 тысяч человек и 216 орудий. Находясь в пятистах километрах от 1-й армии, она уступала ей в боевой численности; армия Барклая имела 127 тысяч человек и 558 орудий.

О той обстановке, в которой пребывала 2-я армия и, в частности, 7-й пехотный корпус, дают представление письма генерала Николая Раевского, адресованные родному дядюшке по матери, графу Александру Николаевичу Самойлову. В своё время тот служил в армии, был генералом, в конце царствования Екатерины Второй его произвели в действительные тайные советники, он был также генерал-прокурором, государственным казначеем, членом Верховного совета.