— Этого не скажешь. — Он опять, чувствовалось, стал осторожно подбирать слова. — Скажем так — я близко принимаю к сердцу ее интересы.

— Давайте лучше назовем вещи своими именами: вы не только телефонный аноним, но вдобавок и какой-то чеканутый, — позволил я предположить себе. — У этих Шульцев есть какой-то офис, предприятие, фирма?

— А я-то думал, что вы знаете это, — заявил напрямик незнакомец, — поскольку вы, как я знаю, умелый опытный деятель в области кинематографа. Полагаю, что уж вы-то знаете практически всех киношников!..

— За исключением Вилли Шульца, — заметил я.

— Думаю, что его-то вы разыщете, — беспечно вздохнул в трубку незнакомец. — Какие проблемы могут быть для такого человека, как вы? А когда вы его найдете и наведете справки о Глории, узнайте, все ли у нее в порядке, а?

— Я был бы ненормальным, если бы стал заниматься этим, — возразил я, — но готов договориться с вами. Я разыщу Шульца и наведу справки о теперешнем состоянии здоровья Глории, и все. Взамен вы должны пообещать мне одну вещь.

— Какую, например?

— Вы никогда мне больше не станете звонить. Никогда! Понимаете?

— Договорились, — согласился он. — Старина! Совершенно не собираюсь накалывать вас, Холман. С вами действительно интересно поболтать по телефону! Знаете ли вы кого-нибудь, с кем можно перекинуться вот так запросто о всякой всячине в течение одного телефонного разговора? Есть ли у вас друзья в Токио, с которыми вам хотелось бы переговорить прямо сейчас?

— До свиданья, — вместо ответа попрощался я с ним.

— Я вам звякну завтра вечером, чтобы узнать, какая заваривается каша вокруг Глории, — успел выпалить он перед тем, как я повесил трубку.

Было примерно четыре часа пополудни, я бездельничал, а Манни Крюгер должен все еще находиться в конторе. Последние двенадцать лет Манни работал директором отдела рекламы компании «Стеллар», и, по его словам, если он кого-то не знал, значит, этот человек и не стоил того, чтобы его знали. Поэтому я и позвонил ему. А это не так-то просто сделать. Надо соединяться через ассистента секретаря и его личного секретаря. Некоторые запросто могли состариться, дожидаясь у своего конца телефонного провода разговора с Манни.

— Да. Это Рик? — наконец послышался его голос.

— Могу пристроить вас в кинематограф, — схохмил я.

— Ах, вот кто это, елки-моталки! — В его голосе вдруг появились снисходительные нотки, и почти фальцетом он затараторил:

— А я-то уж начал было подумывать, что никто так и не заговорит об этом! Я-то сижу тут уже двадцать лет в своем французском нижнем белье, и жду, и жду…

— Первая строка из голливудского варианта Книги Бытия, — тут же определил я. — Хочешь верь, хочешь нет, но существует одна девушка, которая верит в такую возможность. Я собираюсь отыскать ее.

— Рик, ты меня знаешь!

Я с облегчением был рад опять услышать его привычный скрипучий тенор.

— Готов на все для друга! Особенно для такого закадычного, как ты. Что от меня требуется?

— Хочу найти парня, который произнес перед этой самой Глорией бессмертную строку, — сказал я.

— Если его рейтинг в этом городе измеряется хотя бы одним миллиметром, я его знаю, — самодовольно молвил Манни. — Если, конечно, у него есть какое-никакое имя.

— Вилли Шульц, — назвал я имя нужного мне человека, которого надо было разыскать.

На другом конце провода наступила какая-то неопределенная тишина. Я прождал секунд десять и спросил, слышит ли он меня.

— Дешевый сукин сын! — горячо воскликнул Манни.

— Кто, Вилли Шульц?

— Нет, ты. Рик! — Некоторое время до меня доносились лишь исторгаемые им какие-то булькающие звуки. — О'кей, Рик, — наконец изрек он. — Не обижайся. У тебя своя работа, у меня своя. До сих пор мы постоянно обменивались информацией, и нет никаких оснований прекращать это делать теперь. На что же тогда существуют закадычные друзья? — Он как-то жалобно и прерывисто вздохнул. — Объясни только одно, дружище. Кто вывел тебя на Вилли Шульца? Этот жалкий соглашатель и предатель Моррис Даррах? Держу пари, что он!

На мгновение я отнял телефонную трубку от уха и напряженно посмотрел на нее, но это, как я убедился, нисколько не помогло.

— Единственно, чего я хочу, Манни, так это найти этого типа Шульца, — медленно произнес я.

— Скажу тебе совершенно откровенно одну вещь, от чистого сердца на правах закадычного друга, — разволновался Манни. — Говорю честно, студия тут ни при чем.

— А что именно «при чем»?

— Не играй со мной в кошки-мышки, дружище! — взмолился он тоном уязвленного человека. — Поверь моему честному слову. Повторяю еще раз, студия тут абсолютно ни при чем.