– Дело в том, Кен, – говорит он с английским акцентом, но это акцент людей среднего класса, приятный акцент жителей центральных графств. – Дело в том, Кен, что многие люди обеспокоены твоими словами или тему как пишут о твоих словах газеты, – об «окончании кислотной школы». Тебя многие уважают. Кен, ты один из героев психоделического движения, – у него типичная для жителей английских центральных графств манера разбивать длинные слова на слоги: пси-хе-де-ли-чес-кое дви-же-ние, – и они хотят знать, что ты имеешь в виду. В Хейт-Эшбери происходит прекраснейшая вещь, Кен. Многие впервые открывают двери своего разума, но такие люди, как ты, должны им помочь. У нас только два пути, Кен. Мы можем либо изолировать себя от мира, уйдя в монастырь, либо основать религию на основе деятельности Лиги Духовного Развития, – Лиги Ду-хов-но-го Раз-ви-тия, – и употреблять кислоту и траву законным образом, в качестве священных ритуалов, и тогда никому не придется изо дня в день пугаться каждого стука в дверь.

– Может, употреблять все это в качестве священных ритуалов еще хуже, говорит Кизи.

– Тебя не было почти год, Кен, – говорит Голдхилл. – Ты можешь и не знать, что происходит в Хейт-Эшбери. Движение ширится, Кен, и тысячи людей уже нашли для себя нечто прекрасное, они очень искренни и преисполнены любви, однако страх и паранойя, Кен, ожидание стука в дверь приводят к страшным вещам, Кен. Все это ответственно за множество скверных улетов. Люди ловят не тот кайф, Кен, ведь стоит им принять кислоту как они начинают чувствовать, что в любой момент может раздаться стук в дверь. Мы должны объединиться. Ты должен помочь нам, Кен, а не действовать против нас.

Кизи поднимает голову и смотрит не на Голдхилла, с куда-то в дальний угол погруженного в темноту гаража. Потом, все еще глядя вдаль, он начинает говорить тихим отрешенным голосом:

– Если вы не понимаете, что я помогал вам всеми фибрами своей души… если вы не понимаете, что я для этого сделал, через что мне пришлось пройти…

…сгущается, сгущается…

– Я знаю, Кен, но репрессия…

– Мы сейчас переживаем период, подобный периоду Святого Павла и раннего христианства, – говорит Кизи. – Святой Павел сказал: если тебя обосрут в одном городе, иди в другой город, если же и в том городе тебя обосрут, иди в третий…

– Я знаю, Кен, но ты велишь людям прекратить прием кислоты, а они прекращать не собираются. Они открыли двери своего разума, о существовании которых и не подозревали, и это прекраснейшая вещь, а потом они читают в газетах, что человек, которого они всегда уважали, вдруг велит им остановиться.

– Есть куча вещей, о которых я не могу рассказать газетчикам, – говорит Кизи. Он по-прежнему смотрит вдаль, а не на Голдихилла. – Как-то ночью в Мексике, в Мансакильо, я принял немного кислоты и бросил на «И-цзин». А «И-цзин»… самое замечательное в «И-цзин» то, что любовных посланий она не признает, она влепит тебе оплеуху, если ты ее заслужил… так вот, по книге вышло, что мы подошли к какому-то пределу, мы больше никуда не движемся, настало время искать новый путь… и я вышел на улицу, а там разразилась гроза, повсюду сверкали молнии, я поднял руку к небу, сверкнула еще одна молния, и внезапно у меня появилась вторая кожа из молнии, из электричества, словно костюм из электричества, и я понял, что внутри нас находятся ростки супергероизма и что мы можем стать либо супергероями, либо ничем. – Он опускает глаза. – Этого я газетчикам сказать не мог. Разве им это скажешь? Тогда бы в тюрьму меня уже не посадили, меня отправили бы в Пескадеро.

…сгущается… сгущается…

– Но большинство к этому еще не готово, Кен, – говорит Голдхилл. – Они только начинают открывать двери своего разума…

– Однако нельзя же, войдя в эту дверь, все время возвращаться и снова в нее входить…

– …и кто-то должен помочь им в эту дверь войти…

– Только не говори, что не надо углубляться в дебри, – говорит Кизи. – Только не говори, что надо перестать быть первопроходцем, вернуться и помочь этим людям войти в дверь. Если Лири хочет этим заниматься, вот и хорошо. Это хорошая вещь. кому-то же это надо делать. Но кому-то надо быть и первопроходцем и оставлять зарубки, чтобы за ним могли пойти другие. Кизи вновь поднимает голову и смотрит далеко во тьму. Нужно обладать хоть какой-то верой в то, что ты пытаешься делать. Проще простого верить, когда идешь по проторенной дорожке. Но вы не должны терять веры в нас на всем пути. Кто-нибудь типа Глизона… вот такое расстояние Глизон прошел вместе с нами, – Кизи разводит дюйма на два большой и указательный пальцы. Он был с нами до тех пор, пока наша фантазия соответствовала его собственной. Но как только мы пошли дальше, он перестал нас понимать и поэтому начал чинить нам препятствия. Он… потерял веру.

Потерял веру!.. туман залива превращается в пар и шипит внутри моего старого черепа…

Вера! Далше! Да, крайне необычное ощущение возникает, когда сидишь в окружении светящихся красок на жалкой, пузырящейся от нарывов Харриет-стрит и вдруг осознаешь, что, сидя в этом неправдоподобном хлебозаводе-складе-гараже, находишься в среде общины, исповедующей вероучение Цон-Ишапа, и в среде сангхи, в среде манихейства и черни, подвергаемой гонениям у Врат, в среде Заратуштры, Майдхиоймаонгхи и пятерых правоверных перед Виштапу, в среде Магомета, Абу-Бекира и апостолов среди фарисействующих корейш Мекки, в среде Гаутамы и собратьев в пустыне, оставляющих родню свою по крови ради семьи истинной – тайного сообщества сангхи… короче говоря, в среде истинного мистического братства… Только пребывают братья в несчастной старой Америке шестидесятых, заваленной полиэтиленом фирмы «Формика», без единой песчинки пустыни, без единого обрывка пальмового листа, без единого кусочка плода хлебного дерева, без манны небесной в пустыне, лишь ловя флюиды, исходящие от магнитофона «Ампекс» и фокусов с кувалдой «Уильяме Лок-Хед», глотая приготовленные с математической точностью в лабораториях наркотики ЛСД-25. ИТ-290, ДМТ, а вовсе не напиток «сома», устремляясь вдаль в аэропортовских комбинезонах с американскими флагами и в автобусе «Интернейшнл Харвестер» – да мало того! – средь скопления зефирных лиц и до блеска начищенных черных туфель…

Сегодняшняя фантазия… Уже поздний вечер, и большинство Проказников смоталось со Склада: кто принять душ в квартире Кишки, бывшего Ангела Ада, который держит психоделическую лавку под названием «Совместные авантюры», кто – туда, кто – сюда… На Складе остались лишь Кизи и еще человека два. Кизи стоит у дальней стены, во мраке Центральной Аппаратной, среди магнитофонных пленок, коробок с кинофильмом, маркированных липкой лентой, блокнотов, микрофонов, проводов, катушек, динамиков, усилителей. Архивы Проказников… а на записи монотонно, словно на спиритическом сеансе, бубнит потусторонний голос:

«…удачный контрудар… новое важное сообщение…»

Новое важное сообщение… Сегодняшняя фантазия… «Фантазия» – слово, которое Кизи все шире и шире употребляет для обозначения планов, авантюр, суждений о мире, честолюбивых замыслов. Это хорошее слово. Оно и ироническое, и нет. Означать оно может все что угодно; от того, как бы раздобыть грузовичок-пикап – «такая у нас фантазия на этот уик-энд», – до какой-нибудь жуткой нелепости на пороге чего-то… вроде сегодняшней фантазии, которую каким-то образом надо облечь в слова на Окончании Кислотного Теста. Но как ее высказать? Кизи роется в коробках с кинопленкой и рассортированных… Архивах… Разве можно попросту выйти и объявить сегодняшнюю фантазию – нет, этого нельзя было сделать даже в прежние времена, когда это казалось проще простого! Вот, к примеру, Голдхилл. который только что был здесь с истиной в глазах. Он пойдет дальше большинства прочих. Кизи смог это увидеть. Голдхилл был полностью открыт… он попал в самую точку. У него есть своя фантазия – Лига Ду-хов-но-го Раз-ви-тия, к тому же он как раз тот редкий тип, у которого может появиться желание действовать даже в соответствии с их фантазией – его и Проказников. На такое способен лишь редкий тип людей. Потому что неизбежно настает минута, когда необходимо передвинуть манеж цирка Проказников еще дальше в сторону Города-Порога. И в такой момент некоторые неплохие ребята непременно пугаются: «Эй, постойте!» К примеру, Ралф Глизон с его статьями в «Кроникл» и собственной хипповой командой. Глизон – один из тех людей… Кизи нетрудно припомнить каждого из них – людей, которые считали его великим до тех пор, пока его фантазия соответствовала их собственной. Но как только он продвигался дальше – а он постоянно продвигался дальше, – они приходили в замешательство и обижались… Пленка все наматывается: