– А ты хорош.

Кинг повернул голову в сторону источника голоса. В дверях комнаты стоял Стернс. Пожав плечами, Кингсли снова посмотрел на потолок. Сердце забилось в его груди быстрее, дыхание участилось. Он заставил себя не думать о причинах.

– Как и ты. Ты много играл в Англии?

Стернс шагнул за порог и подошел к кровати Кингсли.

– Да. Но я не играл уже давно. Мне было десять, когда я покинул ту школу.

Со стоном, Кинг выпрямился и скрестил ноги.

– Вот почему все тебя ненавидят, ты же знаешь. Потому что ты так чертовски идеален. Ты не играл в футбол семь лет, и ты лучше меня. Меня уже присмотрел “Пари Сен-Жермен”. А ведь это профессиональная команда.

Стернс ничего не сказал поначалу. Кингсли ждал и смотрел.

– Все ненавидят меня?

Он не казался обиженным, когда задал вопрос, но Кингу сразу захотелось вернуться назад во времени и взять слова обратно. Он хотел забрать все обратно: демонстрацию своего нрава на поле, злые слова, разочарование, которое приближало его ближе и ближе к критической точке каждый день.

– Non, pas du tout, - сказал Кингсли, взрываясь шквалом французского. По некоторым причинам, он чувствовал, что по-французски мог извиниться красноречивее.
– Никто тебя не ненавидит. Я сказал это в запале. Мне просто жаль, что я сам не ненавижу тебя.

Стернс подошел еще ближе. Он сел на кровать напротив Кингсли.

– Почему тебе жаль, что ты не ненавидишь меня? – Стернс смерил его прямым взглядом, и Кингсли еще раз отметил темноту, пышность его ресниц и то, как они заставляли его серые глаза казаться еще более непроницаемыми.

Кинг вздохнул. Он уронил футбольный мяч на пол между ними. Мягко коснувшись носком мяча, он позволил тому откатиться к Стернсу. Стернс поставил ногу сверху на него, останавливая.

– Что ты такое?
– спросил Кингсли, не зная, что он подразумевал под этим вопросом, но нуждаясь в ответе. Стернс, казалось, понял вопрос, даже если сам Кингсли - нет.

Он вздохнул и легонько пнул мяч, так что, тот мягко покатился обратно к Кингу.

– Отец Пьер, священник, который преподавал мне французский язык, у него была теория насчет меня.

– Она о том, что ты - образчик Второго Пришествия Христа? Если так, то я уже слышал это.

Стернс ничего не сказал, только впился взглядом в Кингсли, сжав губы в тонкую, неодобрительную линию.

– Извини. Серьезно, расскажи мне его теорию. Я хочу знать.

– Отец Пьер обладал фотографической памятью. Он заучил Библию полностью на французском и английском языках. Он смог вспомнить почти все, что он когда-либо читал десятилетия назад, один лишь раз взглянув. Удивительно.

– Так что, у тебя фотографическая память?

Стернс покачал головой.

– Нет, вовсе нет. У меня нечто другое. Если я делаю что-то один раз, делаю это хорошо, я знаю, как сделать это совершенно, почти интуитивно. Если я ударю по мячу, мое тело понимает игру. Я разучил гаммы на фортепиано и как-то знал, как играть. Отец Пьер верил, что у меня фотографическая мышечная память.

– Футбол задействует ноги. Пианино - руки. Теория отца Пьера не объясняет, почему ты так преуспеваешь в изучении языков.

Кингсли пнул мяч и отправил его обратно к Стернсу.

– Нет, объясняет. Язык - это мышца.

Стернс сказал слова просто. Конечно. Конечно, язык был мышцей. Но подтекст этих слов… Стернс мог однажды использовать язык для чего-то другого – возможно, поцелуя – и он навсегда запомнит, как идеально целоваться…

– Я соврал, - тихо сказал Кингсли.
– Я действительно ненавижу тебя.

Стернс лишь снова улыбнулся.

– Почему?

– Ты… - Кингсли остановился.
– Я слишком много о тебе думаю.

– Да, это проблема.

Стернс откатил мяч ему еще раз.

– Oui. Une Grande Probleme. Мне следовало бы думать о стольких вещах, школе, моей сестре в Париже, моих родителях, Терезе, Кэрол, Сьюзан, Жаннин…

– Кто они?

Кингсли улыбнулся.

– Подружки.

Глаза Стернса слегка расширились от удивления.

– Все они?

Кивнув, Кингсли ответил:

– Oui. Или были. Прежде, чем я приехал сюда. Хотя они пишут мне письма. Замечательные, ужасные письма. Я мог бы продать их в этой школе и заработать достаточно денег, чтобы заплатить за свое обучение здесь.
– Кингсли выразительно поиграл бровями, глядя на Стернса.
– Эти девчонки хотят меня. И я хотел их.

– Хотел? В прошедшем времени?

– В прошедшем времени. Oui. Я едва ли сейчас могу вспомнить, как они выглядят. Я хочу верить, что забыл их из-за того, что произошло. Но это не так.

Кингсли взглянул на Стернса, а затем обратно на пол. Он едва коснулся мяча кончиком пальца, и мяч прокатился между ног Стернса.

– Что с тобой случилось?

– Футбольная команда. Американский футбол, не настоящий футбол, - пояснил Кингсли.
– У меня была девушка, красивая девушка. И у нее был брат. Очень большой брат. Он узнал, что мы были вместе, что я лишил невинности его милую сестренку…