— Вполне понимаю вашу точку зрения, она весьма убедительна. Но вы забываете, что я веду речь не о свободной и безнравственной связи, а задумал жениться. Хотя будь дело нев этом, я всё равно просил бы вашей помощи. Я не считаю себя мужчиной горячего нрава или влюбчивым. И сняв обувь с чулками, не вижу копыт сатира. Но с тех пор, как на меня напала слабость, я заметил, что раньше на особ более красивого пола я смотрел соответствующим оценивающим, даже несколько похотливым взглядом, со слабой надеждой. Когда же этот взгляд угас, вместе с ним будто подошла к концу весна моей жизни. Я не понимал его значимости. Вы моложе меня, Мэтьюрин, и возможно на собственном опыте не знаете, что отсутствие мук само по себе может быть худшей мукой.

Вам хочется отбросить власяницу,[12] не понимая, что она одна даёт вам тепло.

— Одежда Несса[13] в данном случае подошла бы больше, — произнёс Стивен, но его слова не были услышаны.

— И вынужден напомнить, что опрометчивый поступок Оригена был осуждён вторым Константинопольским собором, заодно с остальными разрушительными доктринами.

Пусть святой Августин молился о даре целомудрия, правда с оговоркой «но не сейчас, Боже», конечно же, он понимал, что без искушения не будет и соответствующей добродетели и что мир, о котором вы говорите, сильно походит на смерть. На смертном одре мы все становимся стоиками.

— Что ж, пусть будет по-вашему, — согласился Стивен. — Но перед тем как начнётся консультация, позвольте заметить, что лицезрение пловца, достигшего края водоворота и имеющего возможность покинуть неспокойные бурные воды, но добровольно погружающегося глубже, заставляет философа во мне с удивлением вскрикнуть.

— Даже если допустить, что ваш мудрец знал об этом водовороте, что чрезвычайно маловероятно, мы не можем ему полностью доверять, ведь он никогда не встречал никого, похожего на мисс Бленкинсоп. В противном случае мы бы не услышали такого количества его россказней.

***

За завтраком Джек и Стивен не не встретились. Доктора не было видно, так что Джек, дважды высунув голову за дверь, за которой раздавалось мирное сопение спящего друга, одел лучшую форму и направился в Адмиралтейство, дабы выяснить, не приблизилось ли ещё на день время его назначения. Шансы есть, прикинул он. Однако принявший его человек был одним из гражданских чиновников, и, как большинство из них, обращался с морскими офицерами не то чтобы как с врагами, но с созданиями, постоянно желающими хапнуть больше положенного на службе, в вопросах повышения, денежного довольствия, вознаграждений, призовых, отступных и пушечных денег. Словом, как с людьми, с которыми стоит быть максимально сдержанным. Подчас получаемые требования для проработки или сбора замечаний можно было перенаправить в Морское министерство, Управление транспорта или Комитет по больным и раненым, так что просящий мог без особого результата очень долго ждать удовлетворительного ответа или вызова на встречу.

Множество лейтенантов и капитанов проходили через это. Так что до сих пор вряд ли хоть один настоящий пост-капитан был принят с большим почтением, чем капитан Обри,ведь мистер Солмс не только встал, чтобы его поприветствовать, но даже предложил сесть.

После нескольких ничего не значащих фраз он вытащил папку, открыл её и начал разговор.

— Относительно вашей стычки с «Ваакзамхейдом». Перво-наперво, прошу вас пояснить, каким образом вы поняли, что это был именно тот корабль?

— Что ж, капитан Филдинг с «Нимфы» доложил, что видел их у мыса Кабу-Бранку, так что когда мы наткнулись на судно под голландским флагом вскоре после этого, мы резонно предположили, что это оно.

— Но ведь вы не располагали ни пленными, ни документами, которые могли бы подтвердить это предположение, так что мы не можем быть абсолютной уверенны, что обсуждаемое нами судно — именно «Ваакзамхейд», как вы его называете.

В течение нескольких секунд Джек хранил молчание. В нём начинала закипать злость.

Затем он продолжил.

– «Леопард» под моим командованием потопил голландский семидесятичетырёхпушечник на сорок втором градусе южной широты. Условия в тех водах, изобилующих штормами и сильным попутным волнением, в достаточной мере известны, чтобы объяснить факт отсутствия пленных и документов. Тем не менее, сэр, как только за бортом стало возможно разглядеть их фок-мачту, они рыскнули и скрылись из видимости. В подобных водах не стоит и пытаться искать документы или выживших — судно или стремительно летит вперёд, или гибнет.

— Я в этом абсолютно убеждён, сэр, — воскликнул мистер Солмс, который не мог игнорировать строгий голос капитана и тот факт, что он, казалось, увеличился в размерах.

— Поймите, что я действую согласно директивам, подробно обсуждая этот вопрос.

Порядки ведомства должны быть соблюдены. А это дело весьма необычно.

— Не пойму, что в нём необычного, — Джек пожал плечами. — Множество кораблей неприятеля были уничтожены, не оставив и щепки в качестве материальных свидетельств того, что они вообще бороздили море. Я мог бы припомнить дюжину примеров. Судовой журнал и единогласное утверждение офицеров всегда принимались. Такова давняя флотская традиция.

— Вполне согласен, — кивнул Солмс. — Но — простите меня, капитан Обри, — в этом деле мнение офицеров не совсем единогласно. В этом и заключается особый его характер.

Мы получили сообщение от вашего бывшего первого лейтенанта, в котором, кроме всего прочего, он знакомит нас со своим впечатлением, что судно было скорее голландским транспортом, с вооружением en flute.[14]

— Транспорт? — изумился Джек. — Да он сумасшедший! Возможно, я не рассмотрел название «Ваакзамхейд» на корме, но клянусь богом, я видел их бортовой залп и ощущал его на себе. Чтобы пост-капитан с моим стажем не узнал линейный корабль, когда еговидит — не узнал семидесятичетырёхпушечник в схватке! Бог мой, это чудовищно! Этот человек сумасшедший!