Дарк, кому дерзкое геройство Ланселота медленно, но неудержимо возвращало память о том, что и он — человек, толь одушевился, что попросился к нему в оруженосцы, готовый последовать за храбрым воителем сквозь огонь и воду, выкинуть из головы былые свои страхи и, само собой разумеется, детей и жену также. Но время, а главное скитания и последние приключения кое-чему Ланселота научили, и посему пылкие речи Дарка, клявшегося в верности, он оценил по истинному их достоинству.

— Ладно, Дарк. Сейчас я поеду дальше один, а ты отправляйся домой. Расскажи — но только тем, кому доверяешь, — что бродит в здешних краях Ланселот. Когда же я позову, спешите ко мне все скопом. Понимаешь ли, Дарк?

— Не понимаю, господин Ланселот! — покачал головой обретший себя человек, — Но будет так, как ты желаешь.

— Довольно и этого. Ступай же домой!

В беседе их заключается некая странность: Дарк в первую минуту ужасно был разочарован, однако, возвращаясь домой, с каждым шагом все больше радовался, что ему покуда не нужно идти с Ланселотом; Ланселот хотел просто избавиться от Дарка, чтобы тот не мешался у него под ногами, к тому же он полагал, что обретший себя человек уже сыграл свою роль, — он тоже не знал, что настанет час и Дарк, только что мычавший, как вол, потом робко блеявший что-то и, наконец, заговоривший ясно, ликующе, — именно Дарк победит вместо него. Или ради него. А уж почему оно так, судить одному только спасителю нашему, если будет на то его воля.

Итак, расскажу, лишних слов не тратя: вскоре после того, как отвадил Ланселот от себя Дарка, — и дня не прошло — в отменно удобном для засады мелколесье набросились на него псы Драконовы, а было их, должно быть, с десяток; видя, что конь Ланселота сражается как сам сатана, они, тотчас распознали ему цену и губить не стали. Дело же свое сладили проще, багром сдернули Ланселота с седла. И вот тут, первый раз в жизни (я постыдился бы писать про это и, может, не написал бы, если б окончилась стычка та не тем, чем окончилась), Ланселот бежал. Спасал жизнь свою. Бежал, показал спину врагу, потому что хоть и был меч у него в руке, да запутался наш герой в рыцарском плаще своем, от Артура полученном, мешал ему плащ — ни повернуться в нем, ни двинуться, ни удар отразить, ни пробиться, коротко говоря, рыцарство мешало рыцарю Ланселоту, так как биться-то пришлось с бандитами. Вот и побежал он — затем, чтобы освободиться от плаща своего. А следом за ним неслись, гогоча, псы Драконовы, виделся им весь этот цирк неким гоном охотничьим, и развевающийся плащ Ланселота и ноги его, что мелькали впереди куда как споро, их смешили донельзя. И как тут рассказать, как описать, одной только силе самих слов доверясь, что испытывал в эти минуты Ланселот! Его преследовали, и он спасался, бежал позорно, и от кованых его сапог разлетались во все стороны песок да вода из застарелых луж. А следом гнались, улюлюкая, Драконовы приспешники. Нет, не в оправдание Ланселоту скажу, но просто: что же ему было делать? Только спасаться, чтоб не убили! Меч спрятать в ножны — он еще пригодится, — избавиться от плаща. А свора-то тявкает, гогочет, наступает на пятки!.. Наконец разорвал он золотую застежку, обернулся и швырнул свой рыцарский плащ прямо в морду первым скакавшего пса, зашедшегося в лае. И вот уже в правой его руке сверкнул меч, а в левой — кинжал, коим рыцарь с рыцарем не дерутся, только удар милосердия им наносят. Но здесь-то рыцарей не было. И взревел тут Ланселот так, что преследователи его невольно отпрянули:

— Вот он, конец света!

И ринулся на псов. Это был короткий бой, и не хрипом и стонами, не диким хохотом Ланселота был он ужасен, а тем, что перебил рыцарь всех.

В демонической этой схватке несколько раз звучало: «Пощады!», но обезумевший Ланселот рявкал в ответ:

— Вы видели мою спину! Никому сегодня не будет пощады!

И тогда из-за дубов на коне своем — который конем был не более, чем хозяин его человеком, — выступил сам Дракон.

С этой минуты становлюсь я пристрастен, и моя речь — до сей поры внятная, как я надеюсь, — начнет спотыкаться. Потому что положение сложилось претрудное. Дракон должен был появиться, а не то и не был бы ОН — Драконом. Ланселот должен был с ним встретиться, ибо, повернись колесо Судьбы иначе, не быть бы ему Ланселотом. Да только от века трудны подобные сретенья поскольку противоестественны.

— Это ты?

— Добро пожаловать! — Чешуйчатое недвижимое лицо в упор глядело на Ланселота, — Оботри клинки свои и переведи дух. После того побеседуем.

— Идет. Вода есть при тебе?

Дракон долго смотрел на Ланселота и, если бы позволила чешуя, пожалуй, рассмеялся бы или возмутился: чтобы тот, кто сейчас вот только что, уничтожил целый отряд его, у него же просил воды…

— Есть. Можешь пить спокойно.

Дракон сошел с коня и протянул бурдюк с водою. Ланселот выпил все до капли.

— Ясное дело, выпью, — спокойно сказал он, отдуваясь, — коли пить хочется. Чего ж тут беспокоиться?

— Н-ну… вода бы могла, например, быть отравлена.

— Чушь, — махнул рукой Ланселот, — не отравить меня ты желаешь.

Дракон был в затруднении; он-то рассчитывал, что и Ланселот, как некогда Артур, от одного его вида бросится наутек. Или, как сэр Галахад, заговорит с ним высокомерно, ни на какие соглашения не пойдет, будет прямо стремиться к цели. А Ланселот сидит себе на большом валуне и отдыхает. Вообще-то говоря, Ланселоту тоже было не по себе — да и как, в самом деле, держаться человеку, который явился к кому-то, перебил его слуг, выпил его воду и хочет еще, что ясно им обоим, лишить жизни его самого.

— Сразу и начнем или дашь мне передохнуть немного?

Дракон, уже имевший несколько встреч такого рода, был относительно спокоен и на вопрос Ланселоту не ответил.

Когда же как следует пригляделся, то лишних вопросов задавать не рискнул, а сразу перешел к сути.

— Вид мой тебе не жуток?

Сидя на камне, Ланселот думал о вставших дыбом от гнева огненных волосах королевы Гиневры, о человеке, с мычаньем опустившемся на четвереньки, о жене Дарка.

— Что верно, то верно… вид у тебя довольно паскудный, ну да бывает же на свете и что-то еще безобразнее.

— Оно так, — Для Дракона теперь уже его безобразие становилось вопросом престижа. — Но ты взгляни, ведь на мне чешуя и пальцев у меня всего по четыре. Не человек я, или не понимаешь?

— Не в том суть, — отмахнулся Ланселот, — Ты не человек, а Дракон, какой есть, такой есть, и дело с концом, — Он качнул головой, указав на свежую, еще парующую гору трупов, — Эти что, люди?

— Что мне до них?

— Напали-то они на меня по твоему приказу. А теперь мертвы. Надо последний долг выполнить.