Истории некоторых женщин, заболевших раком молочной железы, прекрасно иллюстрируют “драму матери-кормилицы”. Вот, например, Элизабет, руководитель предприятия, мать троих сыновей и жена человека без особых амбиций. “Я всегда всем руководила, — рассказывает она. — Моя жизнь была вечной борьбой. С другими — за то, чтобы настоять на своих идеях, захватить долю рынка, добиться признания коллег и собственного отца! И с самой собой тоже — потому что я чувствовала себя виноватой, бросая детей и уезжая в командировки. Меня печалило, что я никогда не могу провести летние каникулы вместе с сыновьями. Я испытывала фрустрацию из-за того, что у меня никогда не было времени поиграть на пианино, почитать книги или просто вдохнуть аромат роз у себя в саду”. За полтора года до того, как Элизабет поставили диагноз “рак”, ей пришлось объявить о банкротстве своего предприятия. Это событие ввергло ее в сильнейший стресс и стало причиной огромного разочарования. В тот же период у ее брата возникли финансовые трудности. По своему обыкновению, Элизабет бросила весь остаток сил на то, чтобы ему помочь. “Я не могла поступить по-другому — мой отец никогда бы меня не понял, — оправдывает она свое поведение. — В этом всегда состояла моя роль — только так я могла оправдать свое право на принадлежность к нашей семье”. В ходе психологической работы Элизабет постепенно осознала, что в ее семье один и тот же сценарий повторялся без изменений на протяжении как минимум трех поколений. Закон их клана не знал исключений: женщины приносят себя в жертву ради мужчин, дети забывают о себе во имя родителей. "Так я, того гляди, поверю, что болезнь была моим единственным шансом. Только так я могла хоть кого-то заинтересовать не в качестве мамаши-кормилицы, а просто как человек, как женщина”, — заключает она.

Вскармливать окружающих своей энергией — именно этой жизненной стратегии придерживалась Сандрина, медсестра в отделении геронтологии, целыми днями по-матерински заботившаяся о своих пациентах. Будучи матерью семейства, она страшилась мысли, что ее двоим детям может чего-то в жизни не хватать. Она жалела, что не может уделять им больше времени, и каждое утро, оставляя их с няней, чувствовала, что у нее буквально разрывается сердце. Но другого выбора не было: она должна была работать, ведь Мишель, ее муж, рассчитывал на нее. Будучи хорошей женой, она была для него прежде всего хорошей матерью. А поскольку мать не станет спать со своим сыном, у Сандрины уже давно не было никакой сексуальной жизни. “Я никогда не существовала для себя”, — говорит она, положив руку на прооперированную несколько дней назад грудь. Пытаясь стать матерью для всех окружающих, Сандрина в итоге довела себя до полного изнеможения. Один психотерапевт сказал ей, что болезнь стала следствием ее желания постоянно отдавать все больше и больше. По его мнению, когда женщина уже не знает, что бы еще отдать другим, когда стресс становится слишком велик, тело сигнализирует о своем неблагополучии в символической форме, образуя опухоль в груди: таким образом оно словно пытается увеличить массу основного “питательного органа” — молочной железы. “Сейчас я больна и больше не могу заботиться о других. Наоборот, это они теперь должны заботиться обо мне. Мне отрезали грудь, и мне больше нечего отдавать”, — едва ли не с радостью констатирует Сандрина.

Действительно ли Сандрина заболела раком для того, чтобы выбраться из того тупика, в который загнала ее жизнь? Именно это утверждают некоторые психотерапевты, вдохновляясь идеями немецкого врача Рике Герда Хамера, по мнению которого болезнь есть результат психологических конфликтов, коренящихся в семейной или личной истории пациента[18]. Основываясь на убеждении, что любое телесное проявление подчиняется однозначной символической логике, Хамер и его последователи утверждают, что рак молочной железы вызывается проблемами с мужем, ребенком, родственниками, каким-то проектом, работой, учреждением или, в более широком смысле, обществом[19]. Приходится констатировать, что если опрашивать больных в таком ключе, то едва ли не у каждого из них обнаружится одна из предложенных Хамером символических корреляций. Так, например, Винсиана обнаружила у себя рак груди через пять месяцев после того, как застала мужа со своей лучшей подругой. Валери — через полгода после тревог, связанных с тем, что ее сын оказался наркоманом. Вероника — через год после смерти отца и потери работы. Тем не менее, как мы видели, если считать, что рак в самом деле развивается из одной аномальной клетки, очень трудно вообразить, как могла злокачественная опухоль возникнуть за такой короткий срок. И хотя стресс может привести к повреждениям на уровне ДНК или ускорить развитие болезни, мы знаем, что рак — патология, за которую в ответе многие факторы. Так что маловероятно, чтобы психологический конфликт мог стать единственной причиной появления рака груди. Гораздо проще поверить в то, что в жизни всех женщин, больных и здоровых, встречаются проблемы с мужьями, детьми и работой. Другое дело, что в таком обществе, как наше, где нормой считается скрывать свои проблемы и переживания, демонстрируя только достижения и успехи, факт болезни становится для многих женщин долгожданной возможностью наконец-то излить свою эмоциональную боль. “Только заболев, я позволила себе сбросить ту маску совершенства, которую носила много лет. Я смогла наконец свободно выражать себя и стала той, кто я есть на самом деле”, — вспоминает Нелли. Это, впрочем, вовсе не означает, что между подавленными психологическими проблемами и конкретной частью тела, в которой проявляется болезнь, существует четкая символическая связь. Не означает это и обратного. Чтобы доказать существование подобной связи, надо и в этом случае располагать результатами длительных проспективных исследований с большим количеством участников. Если такие исследования наглядно продемонстрируют реальность телесной символики, нам придется полностью пересмотреть свои представления о болезнях в целом и в частности — о раке.

Но пока что следует с большой долей осторожности относиться к теориям телесной символики. Конечно, идея, которая в них содержится, весьма соблазнительна. Кстати, она далеко не нова: те же предположения можно обнаружить в священных книгах великих культурных традиций человечества — например, в Китае и в Индии. Некоторым людям акцент на возможном эмоциональном значении телесных недугов действительно помогает облечь в слова свои ощущения. Однако подобные эксперименты могут быть небезопасны. Давая симптому готовое однозначное объяснение, пациент лишается шанса осознать и выразить недуг, лежащий глубже. Мне встречались пациентки с раком груди, которые, сами того не сознавая, выбирали в своей личной истории только те события, которые согласовывались бы с символическим истолкованием, предложенным психотерапевтом. Они словно бы заново пересочиняли свою жизнь таким образом, чтобы та соответствовала теории. Это не может не вызывать сожаления, поскольку человек всегда шире любой теории и не может быть загнан в ее тесные рамки.

Более того, некоторые пациентки всерьез полагают, что достаточно понять эмоциональную причину болезни, и исцеление уже, считай, обеспечено. Да и некоторые психотерапевты не стесняются давать такого рода обещания. Ослепленные своей верой, они дают пациенткам иллюзию всемогущества, власти над болезнью и косвенным образом провоцируют чувство вины у тех, кому не удается исцелить себя эмоционально и психологически. "Мне абсолютно необходимо понять, почему я заболела, — заявила мне как-то одна из таких женщин. — Мне надо решить свои психологические проблемы. Иначе я никогда не поправлюсь!” Увы, такая вера только усиливает стресс, а это, как мы видели, уж точно не способствует излечению от рака.

“Вы же не можете отрицать, что бывают случаи, когда исцеление происходит прямо на глазах, неожиданно”, — сказала мне одна пациентка, которая отказывалась от общепринятых медицинских методов лечения, будучи убеждена в возможности исцелиться за счет одного лишь понимания своих эмоциональных проблем. Да, конечно, такие случаи известны и зафиксированы в научной литературе[20]. Так что, возможно, при определенных условиях психологические факторы — например, эффект самовнушения или глубокая убежденность — оказываются в силах привести в действие механизмы самоисцеления организма. Однако пока что о природе таких “чудес” известно очень мало, и было бы рискованно рассчитывать на верно подобранные слова как на единственное средство противодействия такой стремительно развивающейся болезни, как рак.

”Это несправедливо, — думает Нелли, слушая, как врач толкует ей про многофакторное происхождение обнаруженного у нее рака груди. — Почему это случилось со мной — ведь я не курю и не пью? — спрашивает она себя. — Ну как, спрашивается, я могла уберечься от всей той дряни, которую нынче пихают в продукты и косметику? А все из-за этих чертовых волшебников-недоучек, которые нами управляют. Откуда мне было знать, что гормональная контрацепция небезопасна? Наше общество насквозь прогнило. Стремясь все подчинить себе, мы на самом деле ничего больше не контролируем. А если говорить об эмоциях, то вообще в моей болезни виновата мама: это она всегда хотела, чтобы я во всем была первой. Знать бы раньше — я бы ни за что не стала так напрягаться. Я бы не дала начальнику меня эксплуатировать. И я бы точно не позволила мужу менять работу — тогда нам не пришлось бы переезжать в этот ужасный город, где мне так плохо. И из-за дочки я бы меньше терзалась — ну и что, пусть ведет себя в школе как последняя дура. Этот рак у меня и из-за них тоже. А может быть, я сама во всем виновата. Раньше надо было думать. Какая же я была идиотка! А теперь уже слишком поздно!”

Гнев — эмоция очень древняя и чрезвычайно важная. Она присуща не только нам, но и многим животным. У людей она проявляется уже в младенчестве — когда малыш заходится криком у себя в кроватке, его обуревает гнев. Он возникает всякий раз, когда мы чувствуем угрозу извне. Как сигнал тревоги, гнев побуждает нас подготовиться к обороне. Однако при этом нам необходима возможность действовать. Иначе, как те крысы, которых бьют током и при этом не дают ни кусать деревяшку, ни нажимать на рычаг, открывающий дорогу к бегству, мы будем испытывать слишком сильный стресс. Стресс, который в долгосрочной перспективе разрушит нашу иммунную защиту и станет угрозой здоровью.