Они гребли так, что весла гнулись в могучих руках, а когда уставали, Ингьяльд рисовал руны, вызывал ветер. Но держался тот недолго, и вновь приходилось браться за отполированные за блеска рукоятки, так что сам конунг работал наравне с остальными, меняя кого-то из молодых воинов.

Драккар мчался на север, один за другим проходя заливы, расположенные на берегу поселки. Рыбацкие лодки освобождали ему дорогу, с них что-то кричали, махали руками, с земли обеспокоенно смотрели женщины.

И в Халогаланде знали корабль Ивара Ловкача, и теперь гадали, куда он идет.

Останавливались, только когда начинало темнеть, а в путь пускались с первыми лучами солнца, что восходило раньше и раньше. Мирового Змея не видели, но море было странно беспокойным, вспучивалось горбами, рокотало, несмотря на штиль, на глади возникали водовороты.

Прошли остров Ньярдей, в Викаре пополнили припасы.

Еще через два дня попали в снегопад, в настоящую метель – тут, на севере, лето не спешило менять короткую северную весну. Ивар велел бросить греблю – за мечущимися белыми хлопьями ничего не было видно, и они могли налететь на торчащую из моря скалу.

Лишь когда снегопад прекратился, пошли дальше.

Миновали Хесьютун, и потянулись берега вовсе безжизненные – голые серые скалы, лишенные даже намека на зелень, тут сразу переходили в возносящиеся к небесам, закованные в лед горы.

Дальние вершины «дымились», закутанные в полотнища снегопадов.

Несколько дней не могли отыскать подходящую бухту для ночлега, и оставались на воде даже ночью. Эрили рисовали на лбу дозорных руны, позволяющие видеть во мраке, после них голова разламывалась так, словно перепился нехорошего пива, а перед глазами двоилось.

Остров Годей показался ближе к вечеру – из холодного тумана выплыла приземистая громада длинного мыса, словно воины в боевом строю встали поверх него остроконечные скалы.

– Это он? – спросил Ивар, повернувшись к Арнвиду.

Сам так далеко на север никогда не забирался, а старый эриль, хоть и родился в Вестфольде, побывал везде, излазил все фьорды, в каждый закоулок заглянул от Асгарда до ледяной преисподней.

– Он, – буркнул Арнвид. – Уходим восточнее, там должна быть бухта…

Бухта показалась вскоре, узкая, извилистая, едва протиснуться кораблю, да еще удача, если весла не поломаешь.

– Давай, Гудрёд! – сказал Ивар, вглядываясь в темную воду. – Вперед! Вправо! Еще! Теперь прямо!

С обеих сторон нависли отвесные, мокрые утесы, источенные дырами, похожие на огромные ковриги хлеба. По днищу корабля что-то проскрежетало, заставив конунга поморщиться, но тут бухта расширилась, открылся пологий берег, впадающий в море ручеек, и рядом с ним – старое кострище.

Здесь останавливались, и неоднократно, но последний раз, похоже, еще в прошлом году.

– Табань! – приказал Ивар, первым прыгая через борт.

Вымок до пояса, но не обратил на это внимания, зашагал к суше, глядя по сторонам и держа руку на мече. Кто знает – вдруг Годей не так безлюден, как кажется на первый взгляд?

По сторонам высились скалы, дальше виднелся лесок, не особенно густой, но достаточно большой, чтобы в нем нашлись дрова.

– Давненько я тут не был, – сказал вставший рядом с конунгом Арнвид.

– Лет сто? – донесся позади ехидный голос Нерейда.

– Ну сто не сто… – старый эриль закашлялся, поправил висевший на поясе меч. – Но давно. На ночь выставим удвоенные дозоры, а к кургану отправимся завтра утром, в темное время туда сунется только безумец.

Ивар кивнул – все верно, во мраке колдуны особенно сильны, а мощь светлых асов, наоборот, слабеет.

– Нерейд, Кари, – скомандовал он, – берите молодых, и за дровами, Скафти, займись ужином…

Ночь пала на остров, как черная сова на мышь.

Только что можно было разглядеть вход в бухту, лес, вершины гор за проливом, на материке, а в следующий момент все исчезло, залитое густой тьмой. Ивар выругался, даже пощупал глаза, проверяя, на месте ли они, и замер, когда из мрака прикатился раскатистый, злобный вой.

Очень похожий на волчий, но лишь похожий.

– Отродье Фенрира… – сказал Ингьяльд, лапая рукоять меча.

– Пока горят костры, они не осмелятся напасть, – прокряхтел Арнвид.