Шрифт:
— Вы следили за мной! — выкрикнула она.
— Да, — не стал возражать собеседник. — И поэтому сделал вам это предложение.
— Ах, какой вы добренький, — съязвила Наора.
— Да, — снова подтвердил незнакомец, — я вам и подарил десять империалов. Чтобы дать возможность избежать того, чего вы не хотите. Я вовсе не был уполномочен на это. Но, — Наора опять услышала смешок, — думаю, что вы не броситесь сейчас же к дилижансу, а примете мое предложение. Кстати, — он достал из кармана часы и пригляделся к циферблату, — у вас осталось ровно пятьдесят минут для размышления.
После этих слов он опустился в кресло, и Наоре ничего не оставалось, как выйти.
Она пошла по коридору, только тут вспомнила о зажатом в руке кошельке. Он был скромным, но из вполне качественной замши. Наора открыла его и достала монеты. Тускло блеснуло в свете свечи золото. Зачем–то оглянувшись на дверь — за ней не раздавалось ни звука, — она попробовала металл на зуб. Кажется, и вправду золото. Тут все было без обмана. А в остальном?
В задумчивости Наора свернула к черному ходу и спустилась в полуподвал. Она толкнула дверь в буфетную, та была не заперта.
Буфетчица заканчивала уборку, подметая полы. Она подняла голову, узнала девушку и, улыбнувшись, кивнула — присаживайся, мол. Для нее столь позднее появление девушки было не внове: Наора частенько забегала в буфетную перекусить после спектакля. Ну и поболтать, посплетничать.
Наора улыбнулась в ответ, сняла плащ и повесила на вешалку возле двери.
— Чайку на сон грядущий? — Буфетчица отставила веник в сторону и, не ожидая согласия, принялась расставлять чашки и блюдца.
— Чичока, а у тебя торта не осталось? — попросила Наора с улыбкой.
— Для тебя найдется.
Буфетчица отошла к одному из шкафов, нашла в связке ключ и открыла дверцу.
На столе появилась блюдо с несколькими пирожными, оставшимися от ужина.
Наора тем временем вынула из кошелька монеты, разложила на столе, полюбовалась.
— Да ты при деньгах сегодня, — заметила Чичока довольно флегматично, расставляя на столе нехитрое угощение.
— Можно сказать, с Небес свалились, — сказала Наора. — Я тебе должна, вот возьми. — Она протянула буфетчице монету.
— Золотой? Надо же!
Чичока отошла к кассовому столику, позвенела там монетами и положила перед Наорой горсть мелочи. Наора убрала это в кошелек и принялась за чай; на столе остались две мелких монеты.
— Ты завтра пошли кого–нибудь, чтобы мой плащ в театр занесли, ладно?
Чичока молча налила чаю себе и кивнула; монетки исчезли.
— Твоего папашу нынче в пивной отлупили, — сообщила она. — Часу еще не прошло. Вроде бы он за что–то деньги взял да обманул.
— Сильно побили? — Наора надкусила пирожное.
— Под глазом фонарь здоровенный, а так вроде ничего.
— Фонарь нестрашно, — кивнула Наора, — фонарь загримировать можно.
Пирожные оказались достаточно свежими и очень вкусными.
— Да он все ругался да ныл, что лицо ему попортили. Мол, я им работаю, — продолжала Чичока.
Наора взяла еще одно пирожное.
— Уезжаю я из Берстара, — сообщила вдруг она. «Вдруг» даже для себя. — Наверное, уже не вернусь.
Чичока посмотрела на нее очень внимательно, потом спросила:
— Куда же?
— Не знаю, — Наора повела плечом. — Но это не то, о чем ты подумала, — добавила она, перехватив взгляд буфетчицы.
Та тоже пожала плечами: мне–то, мол, все одно.
Дальше пили чай молча. Наора съела еще одно пирожное и допила чашку.
— Пожалуй, пора мне.
Она встала.
Чичока проводила ее до ступенек, посветила лампой, пока та шла по коридору, и прикрыла дверь.
Наора подошла к конторке, за которой уже дремал портье, поглядела вверх по лестнице и решила, что раз уж начинать новую жизнь, то начинать ее надо налегке. Там наверху, в комнате, ничего не стоило того, чтобы подниматься по лестнице под самую крышу, а немногие из имевшихся у нее украшений — серебряное кольцо с аметистом и сердоликовые бусы — были и так при ней.
Она подошла к конторке и постучала по дереву, чтобы разбудить портье. Тот с трудом протер глаза, зевнул и посмотрел на девушку.
— Я хочу уплатить за номер, — сказала Наора, выкладывая на столик империал и большую часть мелочи.
— А до утра подождать нельзя было, — пробурчал портье и полез в книгу записей.
— Значит, нельзя, — ответила Наора.
Портье недоверчиво повертел в руках золотой, приложился зубом, пересчитал и сгреб мелочь. Потом он сделал соответствующую запись в книге, ткнул пальцем в строчку, где Наора и расписалась огрызком грифеля, покрытого облезшим лаком.