Он вышел в коридор, там тоже было темно, но где-то в стороне, на лифтовой площадке опять же слабо маячил свет. Свет! Ничего не поделаешь, придется постучаться в соседнюю дверь. М-да. «Эта женщина в окне…»

Эта женщина в окне

Он потоптался возле двери и подчеркнуто деликатно постучал. Мягонько так, подушечками пальцев. За дверью послышалась какая-то неторопливая возня, шелест. Тогда он, подкашлянув, постучал сильнее.

Дверь отворилась. Там действительно была женщина. Рослая, едва ль не с него ростом, с густыми, длинными темно-русыми волосами. Пожалуй, привлекательна. Рот немного великоват. Да ещё шрамик этот розоватый между бровями. Впрочем, он, пожалуй, её и не портит…

Она глядела на него с усталым неудовольствием.

— Видите ли… — неловко запинаясь, начал Сергей Порфирьевич.

— Вижу. — Женщина, поморщившись, оглядела его с ног до головы. — Что будет угодно? — голос почему-то показался знакомым. Странно.

— Там у меня… я в соседней комнате, — он кивнул головой, точно приглашая, — через стенку. Так вот, там у меня вдруг, ни с того ни с сего…

— Ни с того ни с сего здесь ничего не бывает, — насмешливо перебила она его. — Дальше?

— Погас свет ни с того ни с сего. Вот только у меня погас. А у вас, я гляжу, горит.

— Ну горит, и что?

— Но это же ненормально.

— Так. Вы хотите, чтобы и у меня погас свет?

— Нет, не хочу, но…

— Что — но? Вы когда сюда приехали? А?!

— Я? — озадаченный Сергей Порфирьевич отчего-то не нашел, что ответить. — А… простите, который нынче час?

— Час? — женщина хохотнула, высоко, по-птичьи вскинув горло. — Странный вопрос. Это ведь смотря для кого как. Так, ну для вас, пожалуй… полвторого ночи.

— А! — Сергей Порфирьевич наконец оживился. — Ну тогда… я приехал сюда вчера вечером. Или, погодите… кажется, в полдень!

— Так. И что было дальше?.. Да не торчите вы уже в дверях, как почтальонка с похоронкой. Проходите. Сядьте. Кофе не предлагаю, потому как нету.

Сергей Порфирьевич, стесненно втянув голову в плечи, вошел. Комната как комната. Такая же, как у него там, за стенкой. То же кресло, тот же телевизор на тумбочке, те же волнистые белоснежные дюны за окном. Только горит свет и ещё — фотокарточка на стене. Просто фотокарточка, без рамки. На ней женщина с длинными русыми волосами до спины. Красивой, полной рукой с ямочкой на локте прижимает к себе темноволосого мальчика в очках, в белой футболочке. Она улыбается кому-то незримому. Счастье, любовь, безмятежность.

— Так. Ну так что же все-таки было дальше? То есть, нет, не так. Что было вначале? С какой стати вы вообще здесь оказались? Место тут— сами видите. Бывает и получше, как говорится.

— Я? — Сергей Порфирьевич отчего-то с трудом оторвался от фотографии на стене. — Ну… Я ехал. Кажется… ну да, я едва не заснул за рулем. Да, собственно, и заснул, вообразите! На какое-то мгновение. А там — здоровущая такая фура на перекрестке. Да. И надпись такая красная, размашистая, наискосок, как молния. Я даже успел прочитать. «ОРФЕЙ». Представляете?! Вообще, скажу вам, день у меня был тяжелый. Во всех отношениях. Жара ещё эта адова. Так вот, эта фура…

— Погодите. Как вы сказали? Жара? Сегодня? Вы уверены?

Сергею Порфирьевичу вдруг стало не по себе. Даже, как будто, в жар бросило.

— Ну да, — он смущенно поморщился. — Да, в самом деле, какая жара среди зимы. Сугробы, ели…Что-то я запутался. Ну так вот, значит, фура. Она стояла на перекрестке как-то в раскорячку, наискосок….

— И вы в нее врезались?

— Я?.. Да нет… Нет! Вы что! — Он даже усмехнулся. — У меня ж скорость было под сто двадцать, наверное. Меня бы размазало в повидло!

— Так вы затормозили? Вы помните, как вы затормозили?

— Ну разумеется, я затормозил, иначе бы…

— Так помните или нет?!

— Ну да… — Сергею Порфирьевичу вновь стало не по себе. — Конечно, затормозил. Иначе бы сейчас я не с вами. Я бы сейчас с ангелами разговаривал.

Тут женщина почему-то криво усмехнулась и покачала головой.

— Ангелов в природе нет, уж поверьте.

— Ангелов-то нет, положим. Но почему вы так странно смотрите?

Женщина в самом деле смотрела словно мимо него, на кого-то неразличимого, кто был сейчас будто бы за его спиной. Сергей Порфирьевич с трудом подавил в себе желание обернуться.