Шрифт:
– Так и у меня нет. Гарсон, еще вина!
– А мистер Тальбот сказал…
– Нет, я приглядывался к этому ремеслу, но сказал себе: Вилмот, вся эта анатомия, сказал я, она не для тебя. Нет-нет, кишка у тебя тонка. И тут же оставил Эскулапа ради Музы. Разве я не говорил вам этого, мистер Тальбот?
– Говорили, сэр, причем не единожды. Полагаю, капитан примет ваши объяснения.
– Нет-нет, – с видимым раздражением произнес Андерсон. – Как бы ни был мал опыт мистера Брокльбанка, мы постараемся извлечь из него хоть какую-то пользу.
– Польза! – провозгласил Брокльбанк. – Да в Музе больше пользы, чем в любых других занятиях! Я наверняка разбогател бы, если б не врожденная склонность к прекрасному полу и прочим излишествам, что так щедро подкидывает мне вконец развратившееся английское общество…
– Никогда бы не полез в медицину, – заявил Олдмедоу. – Все эти трупы, Бог мой!
– Вот и я так решил. Пусть мысли о смерти остаются на расстоянии вытянутой руки. Знаете ли вы, что я первый поспел на место боя сразу после смерти лорда Нельсона, чтобы набросать сцену его гибели для литографии.
– Не может быть!
– Сидел на расстоянии вытянутой руки, сэр. Больше художников рядом не было. Могу заверить – в тот момент мне казалось, что Нельсон испустит дух прямо на палубе.
– Брокльбанк! – вскричал я. – Да ведь я ее видел! Копия литографии висела в «Псе и пистолете». Скажите мне – ну как целая толпа коленопреклоненных офицеров могла собраться вокруг Нельсона в самый горячий миг битвы?!
По подбородку Брокльбанка потекла очередная струйка.
– Вы путаете жизнь и искусство, сэр.
– Глупости какие.
– Зато хорошо продается, мистер Тальбот. Не стану скрывать – если бы не популярность этой литографии, быть бы мне без гроша в кармане. По крайней мере она дала мне возможность совершить путешествие в… в… в общем, туда, куда мы плывем – название из головы выскочило. А кроме того, вообразите: на самом деле Нельсон умер где-то на вонючей нижней палубе, в одиночку, и провожал его разве что свет фонаря. Ну кто взялся бы за такую картину?!
– Быть может, Рембрандт?
– Ах, Рембрандт. Ну да, конечно. По крайней мере, мистер Тальбот, вы не можете не отметить, как искусно я обхожусь с дымом.
– О чем вы, сэр?
– О дыме! Это ведь сущее наказание. Видели, что творилось, когда Саммерс пальнул из моего ружья? Во время битвы корабли окутаны дымом, не хуже, чем Лондон – туманом! И только настоящий художник знает, как отодвинуть его туда, где он не будет лезть… лезть…
– Вперед, как невежа на представлении.
– Лезть…
– И всем все загораживать.
– Лезть… Да вы совсем не пьете, капитан!
Андерсон очередной раз поднес стакан ко рту и с тоскливой злобой обвел глазами гостей. Брокльбанк, опершись локтями на стол по обе стороны мозговой кости, гудел, обращаясь к Саммерсу:
– Я настаиваю, что правильно написанный дым может из помехи сделаться подспорьем. К примеру, приходит к вам капитан, которому как-то раз крупно посчастливилось – он наткнулся в открытом море на врага и сумел выйти из схватки живым и невредимым. Является он ко мне, увидев ту самую литографию, и рассказывает, что был с ним, к примеру, еще один фрегат и небольшой шлюп – налетели на них французы, и вышла настоящая битва… Прошу прощения! Как говорится в эпитафии: «Не бойся смешным прослыть, коли надо ветры пустить; если бы я свои не держал, тут бы сейчас не лежал». А теперь смекните-ка, что будет, если… Скажем, мой друг Фюссли [34] и его «Щит Ахиллеса», и… В общем, смекните.
34
Фюссли, Иоганн Генрих (1741–1825 гг.), известный так же, как Генри Фюзели – швейцарский и английский живописец, график, историк и теоретик искусства.
В раздражении, я глотнул вина и повернулся к капитану:
– Что ж, сэр, судя по всему, мистер Брокльбанк…
Художник все жужжал, не обращая на меня ни малейшего внимания:
– Смекните: кто из них мне заплатит? Если все – то и видно на литографии будет всех, и никакого вам дыма! А ведь каждый еще желает, чтобы его нарисовали в самой гуще схватки, дьявол их побери!
– Мистер Брокльбанк, – попытался воззвать к нему капитан. – Мистер Брокльбанк…
– Покажите мне хоть одного капитана, которого произвели бы в рыцари! Я и возражать не стану!
– И я, – каркнул Олдмедоу куда-то себе в воротник.
– Вы спорить со мной хотите? Потому что, если да, то я…
– Я, сэр? Да никогда в жизни!
– И вот приходит он и говорит: «Брокльбанк, – говорит, – сам бы я на эту ерунду и двух пенсов не потратил, но старушка-мама, жена и пятнадцать детишек желают видеть меня на картинке героем». Уловили, да? Вручает мне выпуск газеты с описанием происшествия, в деталях описывает битву и удаляется, счастливый, думая, что знает, как рисовать морское сражение!