— Кле-ве-та! — перекрыв Аннатувака, крикнула Айгюль.

Тыллагюзель прибежала из кухни и испуганно сказала:

— Айгюль-джан, ты звала меня?

Сейчас Айгюль была взволнована больше, чем брат. Он нашелся раньше.

— Мама, тебя никто не звал. Лучше последи-ка за своим тестом, как бы оно не убежало из миски…

— Не до теста, когда от вашего крика того и гляди стекла вылетят из окон, — проворчала Тыллагюзель, неохотно удаляясь.

— Так ты хочешь сказать, что никогда не слышала о связи Атаджанова с Ольгой?

— Второй раз слышу, но если бы слышала тысячу второй, так же не поверила бы, как сейчас!

— Надо же так потерять голову! Забыть о своем достоинстве, о чести семьи наконец!

— В самом деле поразительно! — согласилась Айгюль, она уже овладела собой и могла снова говорить в ироническом тоне. — Просто поразительно, как образованный человек, инженер, начальник конторы, опускается до уровня Эшебиби.

— При чем тут Эшебиби? — огрызнулся Аннатувак.

— А разве не она рассказала тебе эту гнусную сплетню?

— Только у меня и времени языки чесать со старухами!

— Но от кого же ты узнал? — допытывалась Айгюль. — А, понимаю! Когда секретарь говорит, что у вас с Сафроновым и Сулеймановым идет лирический разговор, вы обсуждаете, кто с кем живет?

— И ты можешь себе представить, что я позволю Сулейманову вмешиваться в мои семейные дела?

— Он недостоин? Но кто же этот свет сердца твоего, друг закадычный?

— Никто… — буркнул Аннатувак, представив себе дергающуюся, гримасничающую харю Дурдыева.

Айгюль совсем разыгралась.

— Никто? Значит, об этом по радио уже сообщают? Но тогда поздно принимать меры. После драки кулаками не машут, как говорит моя подруга Ольга Сафронова.

— Прекрасных друзей ты себе выбираешь.

— А ты наперсников!

Этой насмешки Аннатувак не мог выдержать.

— Я и не выбирал никого. В том-то и дело, — сказал он, — что совершенно посторонние люди рассказали об этом. Тут и скрывать нечего. Ханык Дурдыев удивился, какую змею отогрел мой отец на своей груди.

— Интересно… — задумчиво сказала Айгюль. — Значит, ты так близок с ним, что обсуждаешь свои семейные дела?

— Он специально пришел, чтобы сообщить об этих слухах. И я благодарен этому человеку. Но довольно тебе заниматься расследованиями, я не за этим пришел сюда.

— Вот как?

— Я пришел требовать, чтобы ты отказалась от Атаджанова.

— Это самая неудачная мысль, какая только могла прийти тебе в голову!

— Я покажу тебе, что удачно, что неудачно!

— Ты, видно, забыл, что те времена, когда ты таскал меня за косы, прошли?

— Откажись от него, если не хочешь довести меня до преступления! Этот хитрый бурильщик обманывает тебя, обманывает отца… Если хочешь знать, он отнял у нас отца!

— Теперь понятно, почему ты лезешь на стену, — надменно сказала Айгюль. — Только запомни на всю жизнь — для меня нет человека чище Тойджана, благороднее Тойджана, лучше Тойджана! Свою судьбу я вручаю в его руки.

— Я эти руки…

— Замолчи!

Аннатувак обошел стол и приблизился вплотную к Айгюль.

— Если ты твердо решила растоптать мою честь, то знай, что завтра же его не будет ни в Сазаклы, ни в Небит-Даге!

— Может быть, тебе удастся загнать его в Антарктику? Но ты тоже знай, что мое сердце всегда будет с ним, а его — со мной!

— Я растопчу ваши сердца!

— Замолчи, дикарь!

— Как, как ты меня назвала?

— Дикарь! Дикарь с высшим образованием!

Брат и сестра стояли так близко, что казалось, еще минута, и они вцепятся в горло друг другу, но в комнату, громко стуча сапогами, вошел Таган. В бушлате, измазанном глиной и нефтью, до бровей заросший седой щетиной, он остановился около стола, беззвучно пошевелил губами и сказал вслух:

— Что видят мои глаза?

Айгюль со стоном кинулась к нему на шею. Огрубевшие пальцы старика гладили шелковистые волосы дочери. Аннатувак дрожащими руками чиркал обгоревшей спичкой по коробку, пытаясь закурить.

Тыллагюзель, прибежавшая из кухни с посудой, расставляла тарелки и, желая внести мир и успокоение, весело говорила:

— Вот и хорошо, что отец приехал! Теперь-то уж по-настоящему начнем готовиться к свадьбе!