— Ездил на Джебелский водный узел, там землекопы во главе с нашим Хаджинепесовым нашли отличный бутовый камень — захотелось взглянуть… В песках тишина, воздух прозрачный, не подумаешь, что утром была буря…

— Да, ночь лунная, тихо… — поддержала разговор Тамара Даниловна.

— Трудный был день у меня, Тумар-джан, — продолжал Аннатувак. — Устал. Зато теперь все ясно. С Сулеймановым работать нельзя.

— Как ты в этом разобрался? — неторопливо спросила Тамара Даниловна.

Она знала, что, если Аннатувак начал, рано или поздно все выскажет.

— Объяснились до конца. Так лучше, правда? — Он взял ее за руку, глаза улыбнулись. — Знаешь поговорку: «Сели криво, а поговорили прямо»… Очень уж напористый деятель твой Сулейманов.

— Ну, не такой уж он мой и не такой уж напористый. По-моему, главное достоинство Султана Рустамовича вовсе не в организационных талантах, а в умении взять правильный прицел, видеть перспективу…

— Вот, вот, — усмехнувшись, подхватил Аннатувак. — Ты совершенно права — «умение видеть перспективу». Им всем кажется, что только они видят перспективу, а сами слепы как кроты!

«Ну, так, — подумала Тамара Даниловна, — похоже, что переругался и с Сулеймановым и с Сафроновым».

— Может, ты верно говоришь, — сказала она вслух, — я ведь не знаю, из-за чего вы спорили.

— Какой может быть спор! О чем тут спорить? Опять в Сазаклы беда…

Он, видно, хорошо себя утомил ездой по джебелским солончакам, потому что рассказывал весело. Прошел в соседнюю комнату, вернулся оттуда, гремя доской с костяшками для игры в нарды. Молча предложил сыграть — она покачала головой, не захотела, устроилась поудобнее. И снова он сел рядом, взял ее руки, поцеловал.

— Меня удивляет: такой спокойный и трезвый человек, как Андрей Николаевич, поддерживает Сулейманова. — Он рассмеялся. — Откуда такая близорукость?

— А тебя кто поддержал?

— Тихомиров! — отрывисто буркнул Аннатувак.

— Незавидный союзник…

— Ну, знаешь, я свою точку зрения утверждаю независимо от того, кто с ней согласен! — и он выпустил руки жены из своих рук. — Так можно далеко зайти! Может, ты посоветуешь мне сперва звонить в Ашхабад, а потом уже высказываться? У меня своя голова на плечах!

Хотя упрек был несправедливым, Тамара Даниловна не стала спорить и только спросила:

— А чем дело кончилось?

— В том-то и беда, что ничем.

— Так чего же ты сердишься?

Она ждала ответа, а он молчал. Не рассказывать же, как хлопнул дверью в собственном кабинете!

— Ты не представляешь себе, как может раздражать прекраснодушие безответственных людей, — помолчав, тихо сказал Аннатувак. — Они умеют так повернуть твои мысли, что ты выглядишь каким-то чиновником, карьеристом…

Ну, ну, это уж ты преувеличиваешь. Никто тебя таким не считает.

— Ты думаешь? А я своими ушами слышал, как Очеретько сказал Сулейманову: «Боится, что контора сползет с первого места на последнее…»

— А на самом деле? Чего ты боишься?

— На самом деле тащат меня в авантюру! За сорок лет ничему не научились и меньше всего — считать государственную копейку. В вузах надо преподавать экономику, вот что! — Разгорячась, он не замечал, что говорит почти теми же словами, которые днем приписал ему Сулейманов. — Им бы поучиться хотя бы у старых челекенских хозяев — у Нобеля и Гаджинского, даже у их приказчиков! Те на верблюдах везли нефть в Персию, но каждое ведро должно было принести прибыль, чистоган. Без этого у них ни одно колесо не вертелось!

Тамара Даниловна понимала мужа с полуслова. Она знала, как он предан своему делу, как любит Небит-Даг. Спросить ее, как выглядит патриот, — она бы показала на Аннатувака. И сейчас, докопавшись наконец до настоящей причины его огорчений, она была полна сочувствия: нет, на этот раз дело не в характере.

— Так что ж ты прямо им не сказал! — воскликнула она.

— Не могу же я перекричать Сулейманова! — Он рассмеялся и обнял жену, взгляд его был светел, и какой он молодой был в эту минуту. — Кстати, Сулейманов, конечно, не твой, а мой, и я его когда-нибудь разорву на части.

— Не надо, милый!

Теперь, когда им стало так хорошо и весело вдвоем, она не хотела больше «держать вожжи», как советовал почтенный тесть… Она уже разобралась без посторонних. Конечно, муж прав! Ей только хотелось найти выход: не может быть, чтобы не нашлось единомышленников среди достойных людей.

— Разве ты не можешь поговорить с Атабаевым? Что сказал бы Аман? — Она спросила и поняла, что напрасно, — Човдуров помрачнел.

— Аман помалкивал на совещании, а после сказал мне, что я напрасно обидел отца… А это самая подлая демагогия, — тихо произнес Аннатувак.