И пока Сара смотрела на него — стоявшего с развернутыми плечами, с высоко поднятым подбородком, с побелевшими костяшками пальцев, потому что он сильно сжал руки, — она вдруг с ужасом вспомнила слова Мэри в день своего приезда: «Криспин — настоящий хозяин Клэверинга».

И она подумала о том, как теперь будут складываться отношения между Криспином и Деборой. Остается ли еще надежда на счастье между ними, где любовь, по-видимому, не играет решающей роли, как и между нею и Энтони? И мир неожиданно показался ей населенным человеческими существами, которые постоянно преследуют противоположные цели и только и желают, что ранить друг друга.

Но она спасла негра. И сделав это, она в очередной раз снискала доверие Криспина, и эта мысль доставила ей утешение.

— Сара, я настаиваю, чтобы сегодня ты вышла погулять, — сказала Мэри, и ее голос прозвучал твердо и настойчиво. — Я посижу на солнышке в саду и буду вполне довольна. Правда, моя дорогая, я чувствую себя лучше. Лечение Эдварда и твое общество дали положительные результаты. Теперь я убеждена, что через некоторое время снова буду чувствовать себя превосходно.

— Конечно же ты выглядишь лучше, — признала Сара. — У тебя на щеках даже появился румянец, да и лицо округлилось.

— В таком случае я прошу, чтобы ты поехала кататься с Криспином. Он должен объехать поместье и будет рад, если ты составишь ему компанию.

— Это он так сказал?

— Ему нет нужды говорить об этом. Совершенно очевидно, что твое общество ему приятно. Если бы только не ссора между нашими семьями… Но конечно же не стоит забывать, что и ты, и Дебора уже помолвлены. Ты так редко говоришь о лорде Бретертоне, что иногда я даже забываю о нем.

— Давай не будем об этом, — сказала Сара. — Я описала, как он хорош собой, как элегантны его одежда и манеры, какой он превосходный танцор и совершенный наездник.

— Но, моя дорогая, — мягко сказала Мэри, — разве это описание не подошло бы любому джентльмену из круга твоих знакомых? Я бы хотела узнать, что такого особенного в лорде Бретертоне, что заставило тебя влюбиться в него.

Сара почувствовала, что заливается краской.

— Что же еще мне сказать?

— Буду ли я права, если предположу, что не совсем безразлична тебе?

— И даже больше, — тепло поправила Сара. — Ты должна знать, как сильно ты мне дорога.

— Но почему? Ведь ты знаешь меня так мало.

— О, на это ответить легко. Ты нежна и добра, смела и мудра. В тот день, когда я приехала, ты заставила меня почувствовать себя дорогой, желанной гостьей. Любить тебя — это так естественно.

— И тем не менее у меня много недостатков, Сара. Ты должна была увидеть их.

— Я не могу припомнить ни одного. И даже если бы могла, это не имеет значения. Я все равно буду любить тебя всей душой. — Она заметила особое выражение в глазах Мэри. — Что ты пытаешься мне сказать?

Мэри взяла ее за руки.

— Моя дорогая, должна ли я говорить тебе это? Сара, пока не стало слишком поздно, загляни в свое сердце. Ты обладаешь такой громадной способностью любить, быть любимой и, боюсь, не меньшей способностью быть глубоко уязвленной. Правда ли, что то чувство, которое ты испытываешь к Энтони Бретертону, достаточно сильно, чтобы позволить тебе сквозь пальцы смотреть на его недостатки, прощать боль, которую он тебе причиняет?

Сара старательно избегала взгляда Мэри.

— Ты говорила с Криспином?

— Нет. Это мое собственное мнение. Я часто вижу На твоем лице печаль и тревогу. И ты бываешь расстроена всякий раз, когда получаешь весточку от тетушки Фебы. И даже письмо лорда Бретертона не развеяло сомнений, которые для меня так очевидны. Сара, ты дорога мне, словно родная сестра. Мое величайшее желание — видеть тебя счастливой в замужестве, окруженной детьми…

«Я пришлю серебряную ложку для вашего первенца».

Кто это сказал? Конечно, Криспин. Это было в Лондоне, и он сидел в ее экипаже. Теперь ей все чаще казалось, что брат и сестра говорят одним голосом.

Мэри продолжала говорить, пока они шли к каменной ограде сада.

— Ты можешь возразить мне, что я не имею права судить об этом, потому что никогда не была помолвлена.

— Я не скажу тебе ничего подобного. — Сара взглянула в тревожные глаза Мэри. — Ну хорошо. Это правда. Ты лишь высказала мои собственные сомнения. И поскольку ты так проницательна, могла бы ты в довершение всего предположить, что именно Энтони — любовник леди Стернер?

— Да, именно этого я и боялась. — Мэри с треском сорвала сломанную ветку с куста сирени. — О, если бы он был здесь, он бы узнал, как я на него сердита. То, что он посмел хотя бы посмотреть на другую женщину, в то время как у него есть ты…