Бернхард уловил осуждение и укор в голосе старушки.

— Она не решится сказать об этом, но не надо бы вам уезжать сегодня... — И служанка невнятно пробурчала что-то еще, видимо не осмеливаясь долго злоупотреблять вниманием хозяина.

— Она спустится к завтраку? — оборвал ее бормотание Бернхард, не слишком задумываясь над собственной резкостью.

— Не знаю, спустится ли госпожа, она слишком устала и переволновалась... не годится, чтобы женщина в таком возрасте и в ее положении не отдыхала ночью.

— Тогда передай госпоже, чтобы она ждала меня в спальне, я зайду попрощаться. Ступай предупреди ее, мне ты больше не нужна.

Он закончил трапезу в блаженном одиночестве, без старушкиной воркотни; тем временем становилось все светлее, хотя день не обещал быть солнечным и ясным. Бернхард откинулся на спинку стула, обернулся назад и посмотрел на порт, который был виден в проеме окна за его спиной. Представил себе, как энергично принялись за дело матросы и юнги; у него была договоренность с капитаном, что он поднимется на борт ранним утром, как только судно будет готово сняться с якоря. Он прикинул, что у него осталось часа два, чтобы завершить дела, пополнить багаж, если что-нибудь оказалось забыто, и попрощаться с Мириам, которая ждала наверху. Он еще минуту-другую помедлил, неторопливо размышляя, потом отставил стул и направился к жене.

Он негромко постучал и вошел, не дожидаясь ответа. Госпожа ван Рейк давно уже привела себя в порядок и ждала мужа, сидя как королева на троне. Она принарядилась: на ней было то же шафрановое платье, что накануне вечером, а волосы обвиты ниткой жемчуга — подарком мужа к свадьбе. Тусклый блеск драгоценностей дивно гармонировал с перламутровой белизной ее лица — лучшей оправы для жемчуга и быть не могло. Спокойный взгляд Мириам усыпил не слишком растревоженную совесть честного Бернхарда, он подошел к жене и сел напротив нее, у окна, из которого, как и из нижней залы, был виден порт.

— Я слышал, вы плохо спали, это огорчительно, но вид у вас не утомленный, а, напротив, какой-то необыкновенно лучезарный.

— Не придавайте значения болтовне Анни. Она пыталась напугать вас, да? Бедная глупенькая старушка, ей все кажется, что в моем положении я должна Бог весть как страдать именно сейчас, когда вы уезжаете и оставляете меня одну.

— И все же вы не одобряете моего отъезда. — Взгляд купца скользил по комнате, невольно возвращаясь к закрытому окну.

— Ваш корабль тот, что у причала? — Мириам подалась вперед в сторону окна.

— Да. До отплытия еще час с небольшим, ветер, судя по всему, благоприятный. По крайней мере сегодня плавание наверняка будет спокойным, море радует глаз. Мы обогнем Хелдер, минуем остров Тексел и войдем в течение, там придерживаться курса станет легче. Капитан прекрасный человек, вы его знаете, и, хотя этот фрахт обошелся дороже, чем обычно, мой драгоценный груз стоит того.

— Конечно, стоит, но здесь остался, в ожидании вас, не менее ценный груз. — И она приветливо улыбнулась.

Мессер Бернхард почувствовал (как бы получше сказать?), что наивный намек жены уязвил его и что упреки старой служанки имели некоторые основания. И все же он уезжал, не терзаясь угрызениями совести. Разглядывая точеный профиль Мириам и восхищаясь в который раз его чистотой и правильностью линий, ускользающих, пожалуй, от поверхностного взгляда, он чувствовал себя в этот миг вполне удовлетворенным, даже несмотря на скрытый упрек жены. Бернхард поднялся со стула, подошел к Мириам, погладил по голове, деликатно касаясь жемчужной нити, обвивавшей волосы, и уже потянулся губами ко лбу, как вдруг заметил краем глаза, что дверь не прикрыта. Пряча под улыбкой раздражение, он стремительно подошел к двери, захлопнул ее и повернул ключ в замке.

Туманным утром, в начале девятого, солидный трехмачтовый парусник снялся с якоря и взял курс в открытое море, порт Схевенинген остался за кормой. С мола было видно, как судно медленно пришло в движение и, мягко покачиваясь на волнах внушительной темной громадой, направилось в открытое море, где паруса наполнил утренний бриз. Долго еще корабль маячил на горизонте, вдали от портовой сутолоки, людям казалось, они все еще различают его, а по существу, они вглядывались в некое подобие миража, в мнимое изображение, запечатленное в памяти.

Мессер Бернхард с палубы следил за хлопотливой суетой матросов, а город тем временем отодвигался все дальше и дальше, сливаясь с однообразной серостью береговой полосы.

С самого начала плавание протекало спокойно, курс был проложен вблизи от побережья, контуры которого то и дело угадывались в белесом тумане.

Ван Рейк, единственный пассажир на борту, волей-неволей подолгу молчал, стоя в одиночестве у борта, и наблюдал равномерное и загадочное дыхание волн, смотрел, как они разбиваются о форштевень, образуя зеленоватую, отливающую всеми цветами радуги пену. Он редко отрывался от созерцания неутомимых волн, накатывавших на борт корабля, и мысли его текли в том же размеренном ритме, именно тогда ему пришло в голову привезти Мириам в подарок хрустальную ладью, чтобы игра света в ее гранях напоминала завораживающие морские блики.

Иногда его вялые размышления прерывало появление капитана, человека симпатичного и пытливого. Он с первых же дней уделял своему пассажиру много внимания, не ограничиваясь обычной церемонией приглашения к ужину; несмотря на долгие годы скитаний по морям на торговых судах в обществе огрубевших и невежественных людей, сам капитан был деликатен и обходителен. Ему пришлись по вкусу долгие мирные беседы с мессером Бернхардом, и он доставлял себе это удовольствие каждый раз, когда обязанности капитана отнимали у него не слишком много времени. Он считал, что его гость даровит, во всяком случае, так он решил про себя, припомнив одну из первых бесед.