— Ладно. Так, где же наша свита? — бодро спросил я.

— Недалеко. Вот за тем холмом, Государь, — ГРАФИНЯ показала рукой на пригорок, покрытый густой растительностью, находящийся в полусотне шагов от нас.

Так, так. Именно там я вчера и разглядел какое-то движение.

— Прекрасно, прекрасно, господа! Что же, — вперёд! — громко сказал я. — Нас по-прежнему ждут, и никак не дождутся великие и славные дела!

— Извините, Сир, но у нас осталась ещё одна проблема, — вежливо обратился ко мне БАРОН.

— Какая ещё проблема? — раздражённо спросил я.

— Оракул Первого Острова…

— Ах, да… Я о ней совершенно забыл. Как она там?

— Отходит в мир иной, — скорбно произнесла ГРАФИНЯ.

— Вы знаете, а скорбь вам к лицу.

— Вы циник, Сир!

— Да, я таков, каков есть, — жёстко усмехнулся я. — Кстати, когда я погибну или просто помру, пожалуйста, сожгите моё тело в огромном костре и развейте пепел над океаном. Ненавижу эти могилы, катафалки, скорбные речи, всяческие обряды, хождения на кладбище, памятники, поминки и всю остальную дребедень и галиматью!

— Вы бессмертны, Сир… Вам не угрожают ни костёр, ни могила, — тактично и осторожно заметила ГРАФИНЯ.

— Солнце моё, свет моих очей, ничто в этом мире не вечно. И никто не вечен. Увы… В том числе и я! Увы, увы…

Мы вернулись в дом. Старуха лежала всё на том же топчане молча, глаза её были закрыты, и только по слабым, но размеренным движениям груди, было ясно, что она ещё жива.

Я приблизился к женщине, слегка наклонился над нею. Лицо белое, как мел, веки слегка дрожат, дышит с хрипом, в уголках сухого рта тонкие струйки слюны. Печальное и страшное зрелище. Оно уготовано многим, возможно, когда-нибудь и мне…

— Отходит, — глухо произнёс я. — Сожалею…

— Кто, зачем, как!? — вдруг прохрипела старуха. — Час испытаний близок и неизбежен! Тьма приближается. Тьма грядёт! О, Путник! Твоя дорога начнётся здесь и окончится в немыслимых далях. Огонь, мрак, пламень, холод и жар, — всё это ждёт тебя впереди… Не пойму, что будет дальше! Конец всему или начало!? Мессия, ты осознаешь суть всего сущего и станешь его Творцом! Смело иди вперёд. Не растрачивай себя на разные глупости и по мелочам. Только любовь спасёт тебя, иначе — смерть! Любовь правит миром, только она! Всё остальное — суета и бред… Что же будет дальше? Не знаю, всё путается в голове… Дайте мне свои руки, дети мои!

Я взял ГРАФИНЮ за руку, почувствовал трепет её пальцев. Наши ладони соприкоснулись с холодеющими руками Оракула.

— Вам уготована длинная дорога, но на ней будет много препятствий, слишком много! Всё, более я ничего не могу понять, ибо вечность рядом и замутнён мой разум. Не понимаю! Прощайте, — пробормотала старуха и умерла.

Я склонился над ней, пощупал пульс, тяжело вздохнул, потом обернулся к своим спутникам. Они стояли бледные, потрясённые, скованные благоговейным ужасом.

— Да, наступление смерти подчас сопровождается явным бредом, — криво усмехнулся я.

— Не говорите так! Оракул всегда права! Но, Сир, первый раз за сотни лет перед Оракулом полностью не открылась истина. Это невозможно! — дрожащим голосом произнесла ГРАФИНЯ. — Это невозможно!

— Со мною всё возможно, привыкайте, дорогая. Да, один вопрос! А что же это ваш Оракул не открыл вам истину перед нападением врагов на вашу семью? Где эта провидица была? Почему не предотвратила несчастья, а? — раздражённо спросил я.

— О, Сир, Оракул не делает кратковременных предсказаний, да и узнать от неё о будущем можно, только непосредственно обратившись к ней в определенные дни в году. О, Боже! Один из таких дней наступил именно сегодня! Я совершенно забыла об этом! Как всё странно и неожиданно! — побледнела ГРАФИНЯ. — Хотя мы к Оракулу и не обратились, а она всё равно пыталась сказать что-то важное, чрезвычайно важное! Огонь, тьма, конец всему… Тьма приближается… Вы станете Творцом… Каким образом? Творцом чего? Что она имела в виду? Что это значит? Не понимаю…

— А что здесь понимать!? Огонь, холод, свет, тьма… Знаете ли, — вечные и нерушимые ипостаси бытия! Ну, а насчёт творца… Все мы в этой жизни творцы. Кто-то более талантлив, кто-то менее Ладно, может быть некоторая неопределённость предсказания и к лучшему. Жить значительно интереснее, если нам неведомо будущее. Намного хуже, если не помнишь своего прошлого! — раздражённо произнес я. — Собираемся. В путь! Надоело всё, чёрт возьми! Только движение меня спасёт.

Обоза и так называемой свиты ГРАФИНИ, мы достигли через несколько минут после того, как похоронили старуху. БАРОН, не торопясь, засыпал её тело камнями, сложил перед собою руки, что-то пробормотал на непонятном мне языке. ГРАФИНЯ всплакнула. Мы молча и тягостно постояли над могилой, вот и всё. А собственно, что может быть ещё в такой ситуации, монотонно и однотонно повторяющейся из века в век?