— Так, так. Понятно… — задумчиво пробормотал я. — Вернее, ничего не понятно!

— Да, как, однако, всё сложно в этом мире! — с досадой воскликнул БОГ.

— Кто бы говорил, — усмехнулся я.

Я с удовольствием затянулся сигарой, выпустил в сторону камина сизую струю дыма, глотнул коньяку. Ах, как хорошо, как покойно, нереально покойно! Всегда бы так…

— Вернёмся к твоему Роману. О чём он будет? — спросил БОГ, делая глубокий глоток коньяка.

— А то ты не знаешь? — усмехнулся я.

— Представь себе, не знаю и не представляю.

— Не может такого быть! — возмутился я.

— Может, ещё как может, — печально произнёс мой собеседник. — Процесс творчества, — самый загадочный, таинственный и непредсказуемый во Вселенной. Всё, что я могу сделать в качестве его участника, — это дать человеку талант, а уж потом он распоряжается им и творит по своему разумению. Вот так…

— Ну, ну…

— Так о чём будет твой Роман?

— Прежде всего о любви, ну а потом уже обо всём остальном: о дружбе и вражде, о путешествиях и приключениях, о кровавых битвах и мире, о страстях и раздумьях, о вере и безверии, ну и о многом другом, из чего соткана человеческая жизнь.

— А в каком жанре он будет написан?

— В жанре фантастики или фэнтези, скорее всего.

— Почему? — удивился БОГ.

— Ну кто сейчас читает так называемую серьёзную литературу? — усмехнулся я. — Кучка интеллектуалов, эстетов, снобов. Фантастика и фэнтези — самые понятные, демократичные и популярные жанры. Вот и решил я испытать свои силы именно в одном из них, или в обоих одновременно.

— Интересно, интересно… Ну что же, Бог тебе в помощь, — задумчиво произнёс БОГ. — Да, возвращаясь к первоначальной теме нашего разговора…

— Ты о чём?

— Ну, я о Тактике и Стратегии. Кем же всё-таки ты считаешь себя в жизни? Признайся честно! Ведь, всё-таки, не Тактиком, а Стратегом, а значит, Странником!?

— Ну, конечно же, а как же может быть иначе!? — беспечно усмехнулся я. — Все мы мним себя Стратегами и Странниками.

— Тогда надо было всё-таки назвать роман — «О, Странник!». Занимайся демагогией и словоблудием сколько хочешь, но звучит гораздо лучше, согласись, — насмешливо произнёс ОН.

— А ты, однако, хитрец! Но меня голыми руками не возьмёшь! — весело и беззаботно ответил я. — Все индивидуумы, ну, большинство из них, существовавшие и существующие на этой планете, и вообще, во Вселенной, конечно же, считали и считают себя Странниками. Но, в глубине душе они прекрасно понимают, что в этом суетном подлунном мире все мы всего лишь Путники. Вот так, о, СТРАННИК!!!

— Ну что же, удачи тебе, о, Путник! — засмеялся БОГ и исчез, надеюсь, только на некоторое время.

Я подхватил бокал и сигару, оставшиеся висеть в воздухе, и усмехнулся. Куда он, великий Стратег, денется от меня, от великого Тактика!?

Свет сменил тьму, мрачная пучина чёрного небытия взорвалась звуками, мои глаза раскрылись, и я увидел бездонное голубое небо, — чистое, без единого облачка. Лёгкий тёплый ветер, пахнущий влагой и солью, струился по моему телу, появляясь из ниоткуда, и, уходя в никуда. Он уносил с собою часть меня: пот, чешуйки кожи, запахи, воспоминания.

Воспоминания, воспоминания… Они, вроде бы, существовали в моём мозгу, но были совершенно неуловимыми и эфемерными. При малейшем робком прикосновении к ним они улетали и становились продолжением ветра, ускользая от моего судорожно и безнадёжно цепляющегося за них сознания.

Ветер, ветер, вечный путник, покажи конец пути. Путь, путь… Что такое путь!? Путник, путник… Как грустно и печально! Путник, бредущий во тьме в поисках пристанища, жаждущий увидеть свет… О, Путник! Что-то с этим словом связано, что-то очень важное, жизненно важное для меня. Что? А, вообще, кто я такой? Как здесь оказался? Где я в данное время нахожусь? Почему и зачем?

Я, затаив дыхание, смотрел на небо, которое постепенно менялось. Сначала оно было таким прозрачно-голубым, невесомым, ясным и девственно-чистым, что, казалось, — дунь на него, и оно развеется в одно мгновение. Но потом небосвод вдруг стал трансформироваться, тяжелеть, окрашиваться сначала в розовые, а затем в красные и багровые тона, и уже ничто на этом свете не могло противостоять великому явлению природы — закату солнца.

А я ему и не противился, просто лежал и смотрел вверх. Мне было так легко и покойно, что слёзы вдруг навернулись на глаза, всю мою сущность пронзила неведомая ранее чистая печаль, и я навзрыд заплакал, совершенно не осознавая, зачем и почему. Я лежал и плакал, как ребёнок, только что вышедший из утробы матери, еще ничем не огорченный в этом мире, но предчувствующий очень скоро грядущие огорчения.