— Да, цель реабилитации в этом, но… иногда все кажется таким… бессмысленным.

Его признание повисло в последовавшем молчании.

— Это просто приступ отчаяния. Если унывать, то каждое препятствие кажется непреодолимым, — проговорила Бриджит, чуть помедлив. Тон ее был полон сочувствия.

Депрессия? Будто он и без того не чувствует себя беспомощным и обделенным.

— Вы что — сами побывали инвалидом?

Бриджит спокойно отнеслась к его раздраженному тону.

— Нет. Но я знаю, что если падаешь в пропасть, то не так легко схватить спасительную веревку, даже если тебе ее протягивают.

— Это вам подсказывает личный опыт?

Она внимательно взглянула на Келлена и сказала:

— Я возвращаюсь на террасу, мне нужно отправить пару сообщений, прежде чем я приступлю к работе. Вы тоже идете?

Бриджит переменила тему, и это говорило о том, что она не понаслышке знала, что такое трудности.

— Могу я рассчитывать на чашку кофе? — спросил он.

— Конечно. Я сама принесу его вам. — Бриджит приветливо улыбнулась.

Келлен пошел за ней следом. Его походка была медленной и осторожной по сравнению с ее быстрой поступью, и далеко не такой грациозной. Келлен наблюдал за тем, как покачиваются ее бедра. Ее движения были естественными и все равно оставались сексуальными. Его интерес проснулся с новой силой.

Когда они вошли в гостиную, Келлен взглянул на диван. Постель была убрана, подушки возвращены на исходные места.

— Джо уже на террасе?

— Нет. Он решил пробежаться. Ушел минут сорок назад, значит, вернется не раньше, чем через час. И тогда, я думаю, с радостью приготовит для вас какой-нибудь смузи.

Келлен застонал:

— Этого я и боюсь.

Бриджит подошла к отделанной гранитом стойке, разделявшей кухню и гостиную, разлила кофе по чашкам и понесла их на террасу. Ветер подхватил ее волосы, бросил темные пряди ей в лицо. Она поставила чашки на столик и, усевшись в шезлонг, пригладила волосы руками. Его пальцы горели от желания сделать это за нее, коснуться ее волос. И убедиться, что они окажутся шелковистыми и мягкими, а не липкими от лака и геля…

Келлен сосредоточился на том, чтобы сесть в шезлонг. За последнюю неделю он приноровился проделывать это гораздо успешнее, чем вначале, и все-таки тратил гораздо больше сил, чем должен бы. Пока Келлен укладывал ноги на шезлонг, Бриджит уже вовсю стучала по клавиатуре своего ноутбука. Она сказала, что ей надо отправить какие-то письма. Кажется, она работала сутки напролет. Келлен ценил ее ответственное отношение к своим обязанностям, но совсем не требовал подобного рвения.

Он лениво взглянул на экран ноутбука, ожидая увидеть, как она подтверждает бронирование или отвечает на предложения постояльцев на сайте отеля. И вдруг понял, что ее переписка не имела никакого отношения к работе.

— Вы всегда читаете чужие письма? — спросила она вежливо.

Несмотря на смущение, Келлен в очередной раз оценил ее прямоту.

— Нет. Простите. Я думал, что вы всегда пишете только по делу.

— У меня есть еще и личная жизнь. — Она взглянула на него с явным вызовом.

— Уилл — это кто?

Ее бывший муж? Нынешний любовник? Ни то ни другое не пришлось бы ему по вкусу.

Бриджит закрыла ноутбук и повернулась к Келлену:

— Это мой племянник.

— Вам повезло. — Она нахмурилась, и он объяснил: — А я — единственный ребенок. Ни братьев, ни сестер, ни племянников и племянниц. Совсем один…

После того как отец и дед умерли, мать не стремилась к общению с ним.

— У меня есть сестра, Робби. Роберта. Старше меня на полтора года. — Ее лицо смягчилось, в уголках рта даже заиграла улыбка.

— Вы с ней близки?

— Да. — Бриджит снова нахмурилась. — Хотя видимся не так часто, как нам хотелось бы. Она живет в Пенсильвании.

— А у Уилла есть еще братья, сестры?

— Нет. Сестра хотела еще детей, но Митчелл, мой зять… он был морским пехотинцем.

— Простите. Ирак?

— Афганистан. Он подорвался на мине. Уилл тогда еще не начал ходить. У него, конечно, не осталось никаких воспоминаний об отце.

— Простите, — повторил Келлен, хотя это слово казалось пустым и бессодержательным в данных обстоятельствах. Война отняла у ее семьи родного человека. По сравнению с этим его беда казалась мелкой и незначительной.

Бриджит продолжала рассказывать:

— Уиллу сейчас восемь. Вот уже два лета подряд они с сестрой приезжают на остров Хадли. В Чарльстоне на Четвертое июля всегда устраивают грандиозный фейерверк, который видно с западного берега. Мы брали с собой плед, корзинку с провизией и ходили туда.

— Значит, этим летом они тоже приедут? — спросил Келлен, испытывая странную зависть к этой картине семейной идиллии, которую она так живо описала.

— Они жили со мной, Келлен, — ответила Бриджит.

Он не сразу понял, что она имеет в виду.

— А, понятно. В отеле нет свободных мест, а теперь и в ваших апартаментах тоже. Мне очень…

— Не извиняйтесь. Что сделано, то сделано. Я пообещала Уиллу, что он с мамой приедет позже, может быть, на рождественские каникулы.

Это предполагало, что Келлена к Рождеству здесь уже не будет. Но останется ли сама Бриджит в штате отеля к Рождеству? Или уедет, чтобы взять на себя управление каким-нибудь другим отелем?